Нф-100: Уровни абсурда
Шрифт:
– Покажи.
Петро осторожно сполз с койки, развернулся задом к сопалатникам и застыл.
– Ух, ты!
– сказал Какинаки.
– Ого!
– согласился с ним Кока и закатился утробным смехом.
Какинаки по своей адвокатской привычке профессионально поддержал преступного авторитета. Кока, завалившись на койку, дернул ногой и нечаянно разбил какую-то колбу, зажатую в штативе, который стоял рядом с его тумбочкой. Видимо, ранее это приспособление служило доказательством болезни пациента, и должно было производить на вновь прибывших членов врачебной комиссии неизгладимое впечатление правильности нахождения Кокнутого в
Петро, почувствовав себя неловко, осторожно залез в кровать, лег на правый бок и стал ждать окончания веселья. Толян, застывший рядом с койкой Москалюка, флегматично гонял жвачку во рту и ничего не делал, держа на всякий случай рукава пиджака закатанными до локтей.
Неожиданно дверь в палату распахнулась, и в ее проеме возник милиционер, дежуривший в коридоре. В руке его чернел пистолет, которым он размахивал, как бадминтонной ракеткой.
– Это беспорядок!
– заорал мент.
– Всем стоять, вашу мать!
Кока от неожиданности икнул и перестал смеяться. Жора всхрюкнул напоследок и тоже заткнулся, недоуменно глядя на мелькающий в воздухе ствол.
Мент, профессиональным чувством осознав, что пистолет он достал зря, неприхотливо засунул его в кобуру и, как ни в чем не бывало, заявил:
– Эй, больные, ведите себя прилично. Если в лечебном учреждении звучит смех (а тем более - хохот), значит - больница липовая. Любой нормальный человек знает - от медицины не смеются. От медицины плачут. Особенно от нашей, от украинской... А вы тут ржете, как кони во время случки! Это что такое? Сейчас, не дай бог, появится какой-нибудь проверяющий и спросит у меня, мол, что это в палате так весело? Если больные веселятся, значит - выздоровели. И что потом? Вас выпишут, и все! Кока пойдет париться в свою камеру с холодильником и кондиционером, адвокат поедет в баню с девками. А я? А меня отправят разгонять этот дурацкий майдан. А мне это надо? Так. Все заткнулись! И вести себя тихо! А то сейчас кое-кому ногу прострелю, чтобы болел подольше!
Кока, прослушав эту пламенную речь, сказал Толяну:
– Толик, ну что ты стоишь, как пень? Ну-ка, разберись с этим мусором...
Толян тут же встряхнулся, подошел к милиционеру, нежно взял его под локоть и поволок к выходу из палаты, ласково при этом приговаривая:
– Ну что ты кипятишься, в самом деле? Пойдем, сыгранем в нардишки по двести гривен партия. Что-то мне сегодня не прет, гадом буду, ей-ей...
Дверь за ними захлопнулась, и пациенты остались в палате одни.
Петро, оправдываясь, сказал:
– Вот видите, я пострадал ни за что. А вы меня третируете...
Кока слез с койки, подошел к столу и, взяв в руку бутылку коньяка, произнес:
– Слушай, герой майдана... Сам виноват. А то петухов на земле ныне больше, чем китайцев. Пойди-ка сюда, и мы тебя жить научим. В натуре. Не веришь? Зря. Одежды нет? Ничего, это мы исправим. А пока завернись в простыню. Считай, что ты в бане. Да не бойся! Мужику - даже голому - нечего опасаться, если он действительно мужик. Только бабы боятся обнаженности. Потому что у голой бабы всякие ненужные складочки сразу видны. А мужику плевать, какие складки и где у него находятся! Подходи, Петя. Давай выпьем!
И Петро, завернувшись в простынь, подсел к столу, чувствуя себя настоящим мужиком, которого пригласили важные люди, способные объяснить, почему мировой свет состоит из семи цветов радуги, а не из двух - черного и белого...
Шелест ветра
ДЕМИУРГ. Ты нечестно играешь!
БИОКОРРЕКТОР. С чего это вдруг?
ДЕМИУРГ. Твои фигуры постоянно сбивают мою с пути!
БИОКОРРЕКТОР. Так мы же договорились, что фигур можно иметь несколько.
ДЕМИУРГ. Но не столько же!
БИОКОРРЕКТОР. Да сколько угодно! А ты, я смотрю, ограничился только одной...
ДЕМИУРГ. Ничего подобного! У меня еще есть в запасе. Но их я использую
потом!
БИОКОРРЕКТОР. Да-а-а? Так ты - великий тактик? Ну-ну, посмотрим...
ДЕМИУРГ. Почему ты изувечил мою фигуру, заклеймив ее символикой,
вызывающей раздражение у людей в той части планеты, где происходит игра?
БИОКОРРЕКТОР. Не нужно спать, когда играешь. Игра - жизнь. А в жизни
происходит многое. Только и успевай поворачиваться.
ДЕМИУРГ. Хорошо! Смею тебя заверить, что моя фигура все равно пройдет!
Чтобы ты не делал!
БИОКОРРЕКТОР. Стоп! Что-то я не понял. Ты собираешься продвинуть фигуру
любой ценой?
ДЕМИУРГ. Да! Мне надоели твои подлые ходы!
БИОКОРРЕКТОР. Но ведь эта твоя любая цена может вылиться в конечную гибель
Этого мира!
ДЕМИУРГ. А мне на это плевать! Надоело проигрывать! В этот раз я тебя все-
таки сделаю!
БИОКОРРЕКТОР. Опять стоп! Мы же с тобой играли на равных. То ты выигрывал, то
я... Что за истерика?
ДЕМИУРГ. Нет! Ты всегда меня обманывал! Начиная с детства!
БИОКОРРЕКТОР. Так. Я сообразил. В тебе проснулся синдром обязательного
равновесия. Я теперь понял, почему не попал в демиурги. Отбор, по всей видимости,
совершился еще в глубоком младенчестве, и производился взрослыми по каким-то
специальным критериям. Теперь поздно на это пенять. Но, если честно, я теперь
понимаю, по каким признакам он происходил...