Нф-100: Великое переселение
Шрифт:
– А об этом я уже говорил. Дело рук заклинателей камней Дро... Или же неназываемых. Почему-то теперь в последнее я верю больше.
– Жаль нет здесь доктора Мазерса, - сказал Димитри.
– Нет кого?
– В нашем отряде есть учёный муж. Он хорошо осведомлён о грибах.
– Так что же?
– не понял Мак-Мин.
– А то, что он говорил, что эти самые неназываемые с их щупальцами -- это те же самые грибы, принявшие такую вот форму. И вот любопытно, какой бы вывод он сделал теперь... Ну, понимаешь ли? Тут грибы, там грибы... все эти проклятые кладбища и так далее. Ничего не зреет в мыслях?
Мак-Мин резко выдохнул, всхрапнув, и молча шёл дальше. Димитри понимал, что всё же меж ними существует большая пропасть в понимании. Пусть язык один, что уже
– И мне не нравится этот зловонный ветер, - подтвердил Мак-Мин.
И сразу же, следом за его словами, в подтверждение им, двоих путников накрыло смрадное облако пыли, мела и костяного крошева. Пришлось остановиться, закрыв лица одеждой и переждать порыв. А когда пыль осела, впереди замаячил странной формы силуэт. Димитри пригнулся, рефлексивно потянувшись за излучателем -- массивный силуэт задвигался. Послышался треск и хруст, сопровождаемые сухим животным шипением.
Глава XI
Что произошло? На этот раз Лира пришла в себя, проснулась или ожила в полном сознании, с твёрдым ощущением собственной личности. Она помнила не только кто она, но и события, произошедшие ровно перед тем, как наступил момент провала в небытие. Как немеющие, теряющие силы руки, погружались в холодную чёрную жижу, разбавленную горячими струями, исходящими из неё самой, из раскрытой раны в животе.
И вот теперь, до того, как размежить тяжёлые веки, она ощупала слабой рукой живот, где, как она помнила, должна быть страшная смертельная рана. Тело оказалось прикрыто одеждой, а на коже был лишь маленький бугорок, тонкий ювелирный шов. Так же обнаружилось, что другая рука до сих пор находится в онемевшем бесчувственном состоянии.
Ей стало любопытно, что всё это означает, и она открыла веки. Перед изумлённым взглядом серых глаз предстала толща буйной зелени. Её ложе оказалось широким мясистым листом. Вспомнились детские сказки, что читала ей тётушка Лидия... призрачное наваждение. Всё та же белая накидка скрывала её тело. Широкие бурые пятна на ней каким-то чудом растворились, оставив лишь слабые контуры - воспомнинания, которые невозможно вывести никаким химическим путём.
Но больше всего Лиру удивило и от части напугало, что в левой руке она, как и в последние моменты перед потерей сознания, держала за тонкое длинное жало отсечённую голову змея. Белая голова поблёскивала чешуёй, перисто-серой с синим отливом вокруг надбровных дуг. Глаза, как и у обычных змей, не закрывались веками, а мёртвенно таращились в стороны, только зрачки побелели -- подёрнулись млечной плёнкой. Пальцы руки вокруг жала мёртвой хваткой стискивали его так, что побледнели костяшки.
Она отшвырнула голову в сторону, и та скатилась по огромному листу к её ногам. Тогда Лира села и оглянулась вокруг. Над её головой громоздились арки, но уже не те, что восходили в подземелье, не гранитные, озарённые кристаллами, и не мрачные балюстрады замков Хорон-за, а своды древесных ветвей. Стволы - в несколько охватов каждый - переплетались друг с другом в толстые косы. Ветви также были изумрудного цвета, покрытые блестящими жилками и спиральными наростами, из которых на тонких черенках распускались веера листьев. Некоторые листья походили на птичьи перья, иные расплывались широкими бесформенными кляксами, звёздами были третьи. Лира почувствовала сладкий и пряный аромат цветочной пыльцы. Душистая пыльца висела в воздухе, лёгким флёром окутывая дерева. Ощутимый размер пылинок, проникших в ноздри, заставил девушку чихнуть. От этого звука высокие стебли прямо перед ней чуть шевельнулись, что-то бултыхнулось в
Тогда Лира поняла, что вокруг неё водоём. Лист, на котором она сидела плавал лодкой в зарослях своеобразного тростника в два человеческих роста. Она заглянула за борт зелёной лодки, и там увидела своё отражение в чёрном глянцевом зеркале вод. Она удивилась перемене в лице. Тёмные круги появились под глазами, от чего кожа казалась ещё белее, словно даже излучала свет. Щёки слегка впали, а губы теперь казались больше и даже в таком мутном зеркале пламенели, багряные и сухие. Она нерешительно окунула в воду руку и провела мокрыми пальцами по губам, по лбу. Сладкая дрожь пробежала по обветренной коже. И она уже смелее начала черпать воду и умывать лицо. Всплеск -- и она замирала, прислушиваясь к щекотанию прохладных струек, бегущих по шее, затекающих под одеяния, по груди. Они нагревались, и, доходя до живота, теряли свою освежающую остроту, и хотелось поливать ещё и ещё. Придя в лёгкий телесный восторг, она даже собралась омыться в водоёме, но разум останавливал порыв чувственности.
Она снова погладила рукой прохладу вод, и принялась расправлять свои светлые волосы, сбившиеся в колтуны. Женщина оставалась женщиной -- хоть на званном приёме, хоть в болоте на другой планете внешняя опрятность являлась её доминантой. Поправить причёску можно было всегда, даже проводя маневр в астероидном потоке за штурвалом крейсера. И неважно перед кем -- женщина наполняет своей красотой само пространство.
От её движений лодка-лсит ходила ходуном, и отвратительная голова перекатывалась в ногах, пачкая зеленое мясо листа чёрными мазками. Лира хотела столкнуть голову ногой в воду, но вдруг поймала себя на мысли, что и так слишком вольно себя ведёт. В зарослях снова что-то зашуршало, и ей подумалось, что это вполне возможно логово таких же змеев. Змея -- болото. В её представлении всё сходилось. Ей доводилось наблюдать в визиодроме джунгли Амазонки. Да, их давно уже не было, но ведь на другой планете мог быть двойник. Эта планета--дубль предоставляла все условия. Здесь и обитатели говорят на знакомом ей языке, и воздух тот же, и притяжение почти такое же. Так и гнездо анаконды вполне могло располагаться в сырых буйных зарослях. Вокруг громоздились дуги корней, как то было в мангровых лесах на Земле. Они выходили из воды, замыкаясь в круги и овалы на своих отражениях. Стрекотали насекомые. Лира увидела, как в дымке медовой пыльцы расстригают воздух местные пушистые бабочки, пестрят крохотные птахи в ветвях. И вот уже она поймала себя на мысли, что вовсе не боится. Страха перед неизведанным больше не было, потому как закрома этого страха опустели после схватки со змеем. Лира нагнулась, схватила голову чудища и горделиво улыбнулась, заглянув в его блёклые глаза. "Я сильней тебя", - прошептала она.
И как только воздух получил эти слова, заросли пришли в движение. Ветра не было, но высокий тростник колыхался, размазывая верхушками грозди древесной нависающей над водой листвы, развевая пыльцу. Весь этот огромный зелёный кокон пришёл в движение.
Оказалось, что заросли камышей располагались на трясинных островках, и эти куски неустойчивой суши, держащиеся на якорях подводных корней, начали расходиться в стороны. Пузыри забугрились на тёмной поверхности, пахнуло гнилым листом болота. Лире эти запахи напомнили о детстве, о ручье, к которому она любила ходить, там, в резервациях. Больше никогда она не видела ни болот, ни ручьёв, ни даже рек. Разве что в капсулах визеонерии и историоскопах.
Лира вновь ощутила то странное чувство, несколько раз посещавшее и её, и остальных членов экипажа на этой планете. Волна беспричинной эйфории, что начиналась где-то в дальних далях позвоночного столба, и вдруг распускалась тёплым пульсом в сердце, щекотала скулы, разукрашивала мир в более яркие краски, и заканчивала свой бег в области макушки, и тогда хотелось тянуть руки, открыть рот и плавно-плавно произносить лёгкие протяжные звуки, представляя себя блаженным младенцем. Лире казалось, что звуки сами полились, минуя полуприкрытые губы. Она слегка пощурилась, потому что из-за расступившихся камышей в глаза ей плескануло солнце.