НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 28 (1983)
Шрифт:
А вдруг полученные при посадке повреждения отнюдь не столь большие, как он предполагал, и за то время, пока он торчит в этой узкой кабинке, ракета вновь ушла в небо?
Но он отбросил эту мысль, не желая даже подумать, хорошо это или плохо, и продолжал пристально вглядываться в окружающую его местность, не замедляя хода гравиплана. Однако нетерпение, как и внутреннее беспокойство, продолжало расти. Ведь все могло случиться…
Минуту спустя он увидел ее. Сначала это был лишь всплеск на экране радара, с таким же успехом причиной его могла быть какая-нибудь скала с металлическими вкраплениями, но затем через оптическое устройство вездехода он увидел ярко сверкающее пятно, еще очень далекое, но уже различимое в мощном потоке света запасного прожектора.
Чем
И пока вездеход на максимальной скорости мчался вперед, Разведчик не отрывал взгляда от картины, которая вырисовывалась все крупнее и четче: неправдоподобно длинный корпус обтекаемой формы, косо врезавшийся в землю, не имел ни характерных внешних агрегатов гравитационного двигателя, ни пояса из шаров-трансдимензионаторов, и притом не было видно никаких наружных повреждений, хотя, конечно, судить о состоянии этого космического корабля Разведчику было трудно. Он знал только одно — таких кораблей на его родной планете не строили.
Разведчик очнулся — спокойно и без всякого перехода, точно машина, которую переключили, он сменил состояние сна без сновидений на состояние привычного бодрствования. Таблетки, которые он принимал с первого дня после старта с оранжево-коричневой планеты в системе чужого безымянного солнца, позволяли ему проводить большую часть времени во сне, и благодаря тем же таблеткам ему редко снились сны о родине, о Солифь, о двойных тенях от башен его родного города. Может быть, медикаменты просто заставляли его забывать сны после пробуждения, и он не знал, следует ли ему быть благодарным им за это.
Как обычно, первый взгляд он бросил на пульт с шестью главными контрольными приборами. Все было в норме, так что он может полежать еще минуту-другую. Времени у него было даже больше, чем ему бы хотелось; полет продлится еще десятки лет.
Не поднимаясь, он принял простую пищу, которая обеспечивала его тело необходимыми питательными веществами на время до нового пробуждения, а затем и обычную дозу снотворного долговременного действия; до следующего периода бодрствования теперь далеко.
В сущности, он продолжал делать то же, чем занимался и на чужой планете, — он ждал. Тогда это были дни, а теперь годы, бесконечные десятилетия полета с субсветовой скоростью. И даже путь в гипотермическую камеру его корабля был для него заказан.
Порой он надеялся: вот он проснется и обнаружит, что все еще торчит на той планете в ожидании ракеты с топливом, а все прочее ему просто приснилось. Да нет, слишком уж хорошо помнил он и красный треугольник на экране локатора, и гравитационный луч, и разбившийся чужой звездолет…
Когда первый шок прошел, Разведчик вернулся на вездеходе к своему кораблю, так и не долетев до сбитой ракеты. Затем он перелетел на звездолете к месту ее падения и начал обследовать обломки. Да, это было похоже на сон, на кошмар, на страшный сон о чужом, разрушенном лабиринте, в котором то тут, то там Разведчик натыкался на нечто понятное, смутно знакомое ему. Он обследовал секции ракеты, показавшиеся относительно неповрежденными, и агрегаты, о назначении которых Разведчик мог догадываться. Все говорило за то, что двигатели сбитой ракеты работали на ядерном топливе. На родине Разведчика когда-то давным-давно тоже предпринимались такие попытки, но потом от них отказались, так как только что изобретенный гравитационный двигатель — гиперпространственного перехода тогда еще не открыли — был более мощным и более надежным. По всей вероятности, строители ракеты пошли дальше по пути использования ядерной энергии и сумели многого добиться, если уж они рискнули отправиться на таком двигателе в межзвездное пространство. Разведчику казалось чудом, что реакторы не взорвались при падении ракеты. Да, тогда бы уж от нее ничего не осталось — ни обломков, ни рубки управления, оказавшейся почти неповрежденной. И это было самым
Разведчик поднялся из силового поля, еще раз взглянул на экран с неподвижными чужими созвездиями в виде маленьких оранжевых кружков и начал обычный контрольный обход корабля. Небольшие дополнительные агрегаты гравитационных машин создавали в корабле искусственное поле нормального тяготения, и этот обход, как две капли воды, походил на те бесцельные осмотры, которые в свое время помогали ему продлевать сроки ожидания на планете.
Но были и отличия. Тогда он еще надеялся, что ему удастся вернуться на свою планету и в свое время, и его ожидание было бесконечным самообманом. Теперь же он вновь находился на пути к цели, и с тех пор, как начался полет, каждый контрольный обход он начинал с сектора систем жизнеобеспечения. В этом заключалось второе отличие, потому что там, в единственной на корабле гипотермической камере, лежал космонавт с чужого звездолета.
Войдя в помещение с гипотермической установкой, Разведчик первым делом задержался у рубильника на стене — он а самого начала отключил здесь агрегаты искусственного тяготения, потому что это представлялось ему самым надежным для сохранения жизни «пришельца», который лежал в анабиозе в герметической сублимационной ячейке. У Разведчика отнюдь не было полной ясности о состоянии космонавта. Правда, он знал, что физиологическая жидкость, с помощью которой увеличивалась теплопроводность клеточной субстанции и не допускалось опасного кристаллообразования в процессе быстрого охлаждения, действовала и на организмы другого вида. Но, может быть, она в то же время оказывала на него какое-то побочное, непредвидимое, разрушительное воздействие? Он не мог утверждать обратного. Он вообще мало что мог, после того как ему легко удалось сбить чужую ракету.
Оболочка сублимационной ячейки была толстой, со множеством большей частью ненужных теперь приспособлений и датчиков, с непрозрачными стенками. Но Разведчик помнил, как выглядит чужой космонавт! Уж этого-то ему никогда не забыть. И рост у них был почти одинаков — именно на этом строил Разведчик все свои планы спасения инопланетного "гостя".
Разумеется, были и отличия: рентгеновский снимок выявил поразительную асимметрию внутренних органов инопланетянина. У него было, например, вполне нормальное сердце, но располагалось оно не в середине, а было сдвинуто влево за счет одного легкого, и важные органы обмена веществ тоже были расположены не попарно, а поодиночке, что, конечно же, увеличивало уязвимость организма. Но, во всяком случае, он отнюдь не был одним из тех совершенно иных физически, фантастических, одаренных разумом монстров, которых некоторые ученые рассчитывали встретить во вселенной. Нет, в основном он был похож на Разведчика, и тот невольно вспомнил, как в свое время он потешался над людьми, рисовавшими инопланетян по своему образу и подобию, или над писателями-фантастами, которые пытались эффектно обыграть простодушное предположение, что у тех разумных существ вместо шести будет четыре, пять или семь пальцев.
У «гостя» их было пять.
И в его лице не было никаких особых отклонений, оно не отличалось от лица Разведчика; те же два глаза, нос, рот… Вот только пропорции были несколько иными: глаза — необыкновенно светлые и широкие, нос — огромных размеров и клювовидной формы, в рот — словно обрамлен красной каймой… Все это не имело отклонений от нормы настолько, чтобы казаться действительно чем-то совершенно чуждым, нет, просто это было странное, уродливое лицо.
Казалось чудом, что инопланетянин сумел пережить катастрофу. Когда Разведчик проник внутрь сбитой ракеты, он нашел его тяжело раненным в рубке. Наверное, только благодаря наличию амортизаторов у кресла пилота не произошло самого худшего, но часть пульта управления упала и раздробила ему ноги по самые колени. Выше же колен скафандр неестественно глубоко врезался в тело — вероятно, там имелись эластичные кольца безопасности, которые автоматически стягивались в случае повреждения и разгерметизации скафандра.