Ни дня без победы! Повесть о маршале Говорове

Кирносов Алексей Алексеевич

Ваня присел на ступеньку и написал: «Дорогая мамочка, я догнал своих благополучно и без опоздания. Командир роты меня похвалил. Велосипед оставил возле клуба на Обводном канале. Целую тебя и желаю крепкого здоровья. Твой сын Ваня».

Свернул бумагу солдатским треугольником, написал адрес и опустил письмо в почтовый ящик.

С тихим гулом, не бряцая оружием, подошли гвардейские полки к передовой линии и растеклись по траншеям.

Преодолевая упорным взглядом тьму, всматривались солдаты в первые двести метров, с которых начинается победная дорога от Ленинграда

до Берлина.

7. РАССКАЗ О ТОМ, ИЗ-ЗА ЧЕГО НАРУШИЛИ УСТАВНЫЙ СТАТУТ

Поздний январский рассвет был ещё более поздним из-за тумана и колкого снега. В траншеях под Пулковом, растянувшихся на пятнадцать километров, завтракали солдаты. Молча, аккуратно и основательно они готовились к атаке. Говоров научил войска проверять всё: от гранаты и автомата до портянки и пуговицы.

В холодных домах Ленинграда просыпались люди и не знали ещё, что не будет больше блокадных ночей, не будет обстрелов.

Но вот совсем рассвело.

— Артиллерийскую подготовку будем вести час двадцать минут, — сказал Говоров.

Он всё время помнил о трёх десятках неподавленных огневых точек, из-за которых напрасно гибли люди.

Открыли стрельбу три тысячи орудий и миномётов. Воздух набух дымом и жаром. Грохот давил на уши. От опаляющего зноя стрельбы раскраснелись лица бойцов.

Втиснутый в земляные берлоги враг принимал на головы огненный дождь.

Налетели штурмовые самолёты и осыпали позиции фашистов прицельными бомбами. Ошеломлённые этим сверхужасом, фашисты задыхались в дыму и пламени.

В одиннадцать часов добавила огня наша реактивная артиллерия. Казалось, что загорелись камни и земля.

Восемьдесят минут кончились, и грохот внезапно стих.

Но вдруг опять загрохотало: это сапёры взорвали минные поля перед нашими траншеями. Путь пехоте открылся.

Взлетели ракеты, рассыпались в небе искрами.

Первыми выскакивая из траншей, офицеры кричали:

— За Ленинград!..

Неслышно для тех, кто был с ним на командном пункте, Говоров произнёс одними губами:

— За расстрелянные липы Стрельнинского парка.

И те, кто приказывал, и те, кто исполнял, все вы расплатитесь сполна. Высокая человеческая совесть не даёт права исполнять приказ, если приказывают убить невинного, разрушить мирное жилище, осквернить народную святыню.

Думая так, Говоров смотрел на бегущую в атаку первую линию пехоты, десять тысяч солдат и офицеров. Ему привычно было зрелище движущихся армий, громадных масс организованных его волей людей, но эта атака потрясла сознание. Поднялась вторая линия, тоже десять тысяч воинов, и побежала вслед за первой.

Теперь никакое, самое яростное сопротивление врага не смогло бы остановить советских солдат.

С боями шёл вперёд и 191-й гвардейский полк, в пятой роте которого служил Ваня Куликов. Шестнадцатого января утром пятая рота вынуждена была залечь в снег под огнём пулемёта из фашистского дзота.

Упал в снег и Ваня Куликов. Скоро он заметил, что огонь подлого пулемёта становится всё более прицельным. Его друзья один за другим распластываются, раскинув руки, на окровавленном снегу.

Сам

Ваня лежал на краю позиции, за маленьким бруствером, и ему было не очень опасно, если не высовываться. И ещё он заметил, что ему удобнее всех подобраться сбоку к смертоносному укреплению врага. Подумав так, он перестал опасаться за свою жизнь, выбрался из-за бруствера и пополз вперёд, поглубже втискиваясь в снег. Несколько пуль свистнули рядом с головой, но не задели его. Ваня подобрался очень близко к укреплению. Можно было докинуть гранату. И Ваня стал кидать гранаты. Но дзот был сделан прочно. Взрывы слабеньких противопехотных гранат ему не повредили. Пулемёт стрелял и продолжал убивать наших людей, которым никак было не подняться, чтобы отойти за какое-нибудь укрытие.

Ваня возненавидел пулемёт и решил, что любой ценой заставит его замолчать и нет у него, солдата Куликова, другой задачи в жизни. Ваня поднялся во весь рост, набежал на дзот и упал телом на отвратительную, ненавистную амбразуру.

Конец убийце, радостно подумал он, не ощущая никакой боли, а только толчки от пронзивших его пуль. Гнев его утих, когда умолк пулемёт. «Мне, наверное, конец, — подумал он, — а ребята живыми останутся…»

Подумал о маме и умер.

Александра Яковлевна получила то треугольное письмо на день позже. Обрадовалась, что сын вспомнил о ней, что у него всё благополучно.

Для мамы Ваня долго ещё оставался живым.

В полдень 19 января Шестьдесят третья дивизия под командованием тридцатилетнего полковника Афанасия Щеглова штурмом захватила Красное Село. В тот же день вечером около Ропши встретились части Второй ударной армии с наступающей из-под Пулкова Сорок второй армией. Завершилась первая часть плана генерала Говорова: Петергофско-Стрельнинская группировка фашистов попала в окружение. Фашисты сдались на милость победителя, и наша победа была полной.

26 января наши войска в ожесточённом бою взяли Гатчину.

Узнав об освобождении Гатчины, Говоров сказал:

— Кончилась блокада Ленинграда. Фашистская армия разгромлена, у неё не осталось никаких шансов на спасение, а осталось одно…

— Сломя голову уносить ноги на дальние тыловые рубежи, — подсказал формулировку начальник артиллерии фронта Одинцов.

— Совершенно так, Георгий Федотович, — согласился Говоров. — Назначаю на завтра заседание Военного совета по итогам полного снятия блокады Ленинграда.

Андрей Александрович Жданов предложил на заседании Военного совета:

— Надо отдать специальный приказ, обращённый не только к войскам фронта и флоту, но также к трудящимся города. Наш город сам был фронтом. Воевали и погибали все: дружинники противовоздушной обороны, рабочие и учёные, врачи и артисты. Воевали композиторы, писатели и художники. Подвиг солдата в окопе и подвиг рабочего у станка были равноценны, и страна награждает их одной медалью «За оборону Ленинграда»…

Вскоре заработали все громкоговорители на улицах.