Ни за грош

Абрамов Геннадий Михайлович

— Что хотят, то и творят… Власти называются.

— Итак, Павел Никодимыч. Никакого волнения.

Мой помощник возьмет вашу руку… Так. Великолепно… Начнем. Первое слово: «стол».

Хопров пусто, непонимающе смотрел на Изместьева.

— Я говорю: «стол». А вы должны ответить — какой. Или как стоит. Все равно — дубовый, широкий, колченогий. Любое слово, какое взбредет вам в голову. Первое попавшееся. Ну? «Стол».

У больного дрогнули губы.

— Так. Очень хорошо, Павел Никодимыч, — Изместьев почти накрыл собою

Хопрова, впившись глазами в его вялые губы, жадно, алчно вслушиваясь в невнятные робкие звуки. — Кажется, уловил… Записывайте, Никитич: «сам». Правильно, Павел Никодимыч? Вы сделали стол своими руками?

Глаза Хопрова медленно оживали. Он благодарно, е легким удивлением посмотрел на Изместьева. И впервые — вполне осмысленно.

— Браво. Лед тронулся. Дальше «окно».

Тужилина истово перекрестилась несколько раз.

— Как?.. Не разобрал… «На стене»?.. А, догадался. «Настежь». Записываем: окно — настежь… Превосходно. «Пища», еда.

Хопров чуть слышно подмыкивал, старательно сминая губы.

— «Вор»?.. Нет… «Вертит»?.. Спокойнее, не торопитесь… А… Все-все… Надо же. «Воротит». От еды — воротит… Дальше: «сад»… Так, так… Умница, Павел Никодимыч… «Наш». Ответ — «наш»… Теперь «земля»… Как?.. «Одна»?.. Не угадал… Ааа… «Родная».

Родная земля. Очень хорошо… А вот такое слово, Павел Никодимыч. «Дерево».

По лицу Хопрова пробежала хмурь. Он растерянно смотрел на Изместьева.

— Легкий нажим?

— Да, — ответил Иван.

— Хорошо… Записываем: «дерево».

— Чего? — не понял Севка. — Было же «дерево».

И опять?

— Именно. Не отвлекайте… Следующее слово: «тропа»… Так… Хорошо. Ответ: «ухожу». — Изместьев возвысил голос. — Дальше — «война»!

Хопров насупил брови и взморщил лоб. И отвечал чуть громче.

— Дрожание, — сказал Иван.

— Вижу, вижу… Записывайте: «будь проклята». Записали? Теперь «опушка»!

— Дрожит.

— «Опушка»!

Глаза Хопрова вспыхнули и тотчас потускнели. На лице его медленно, как на фотобумаге под проявителем, проступал страх.

— «Пушки»? Я правильно понял?.. Ясно. Запишите: «пушки»… И еще одно: «березовый знак»!

Хопров резко дернулся. И захрипел.

— Спасибо, достаточно, — быстро сказал Изместьев и положил руку на плечо больного. — Успокоились.

Все хорошо. Успокоились. Вы молодчина, Павел Никодимыч. Там, где задержка с ответом, отметьте галочкой. Напротив слова. Не затруднит? Кстати, и техника может отдохнуть.

Иван надавил на клавишу.

— Пашенька, — сокрушенно закачалась Тужилина, засматривая на кровать. Пашенька, — и вдруг бросилась на Изместьева с кулаками. — Черти с рогами! Мучители! Изверги!

Изместьев был настолько измотан допросом, что даже не защищался нелепо выставил руки и отклонился, оберегая лицо.

— Никитич, — попросил он.

Иван нехотя приподнялся, обхватил разъяренную женщину сзади и стиснул.

— Придется обеспечить безопасность, — сказал Изместьев. — И тишину.

— Попробуем.

Тужилина ругательски ругалась и сопротивлялась отчаянно.

— Бабун-я дорогая, — оторвав от пола, Иван покружил ее, как малого ребенка. — Смирно. Не бузи.

Она рычала, сучила ногами, пыталась его укусить.

— Я кому сказал?

Севка выхватил из запечья веревку, и вдвоем они вынесли ее на веранду.

Вскоре крики там прекратились.

11

— Ничего страшного, Павел Никодимыч. Не волнуйтесь, — успокаивал Хопрова Изместьев, платком вытирая шею, лоб, потные ладони. — Скандал нам сейчас ни к чему. Вероятно, беседа наша не для женских ушей. Вы согласны?.. Пусть Евдокия Николаевна займется хозяйством.

Вернулись ребята. Иван был туча тучей.

— Завязываем, что ли?

— Никитич! Держите себя в руках.

— С тех пор как с вами связался, я только этим и занимаюсь.

— Потерпите, осталось немного. Еще один акт.

— Ладно, Иван, — сказал Севка. — Первый тайм мы уже отыграли.

Иван раздраженно уселся на табурет.

— Ну? Врубать?

— Павел Никодимыч, Вы отдохнули?.. Продолжим?.. Итак: «озеро».

Хопров смотрел на Изместьева пугливо и недоверчиво. — Внимательнее. Прошу вас, Павел Никодимыч. «Озеро»… Так. Хорошо. Спокойнее… «Изгиб»?.. Нет?.. Вот оно что. Записываем, «гибель, гибнет». Слышите, товарищи? Озеро гибнет… Прекрасно. Поедем дальше. «Небо».. Что?.. «Мало»? Как это — мало?.. А впрочем… Запишите: неба — мало… Так. Теперь — «ложь»… Прекрасно… «Противно». Запомним. Вам противна всякая ложь… «Боль»… Так. Пишите: «ерунда»… Замечательно, Павел Ннкоднмыч, очень хорошо, — и снова возвысил голос: — «Молодежь»!

— Нажим.

— Правильно, так и должно быть… Не торопитесь…

«Надо»?.. Что-что?.. «Надо есть»?.. «Хуже горя»?.. Не понимаю, какое-то длинное слово… А, вот оно что. Запишите: «надоела хуже горькой редьки». Про вас, между прочим… Хорошо, Павел Никодимыч. Спокойно. Мы движемся к финишу. Еще немного… «Собака»!

— Дрожит.

— Вижу… «Да». Запишите: «да»… «Сторож»!

— Нажим. Сильный нажим.

— «Низость»!

— Нажим.

— Он отвечает: «да». Все время одно и то же: «да, да»… «Плач»! Плач взрослого человека. «Плач»!

— Дрожит. Сильно. Нажим.

— Он вспомнил. Видите? — воскликнул Изместьев. — Он все вспомнил! Мы были правы! Вспомнил! — Лицо его победно высвстилось. — Запишите: «лай». «Плач — лай»… Ax, какой же вы молодчина, Павел Никодимыч… «Издевательство»!

— Сильное дрожание. Очень сильное.

— «Атака»!

Хопрова качнуло в сторону. Он крупно задрожал.

— Нажим! Сильный нажим!

— «Удар»!

— Он просто каменный!

— «Я». Запишите: «я, я».

В глазах Хопрова мелькнул безумный злой сверк.