Ничего личного. Книга 8
Шрифт:
Спиной к нему, у окна, стоял человек в белом костюме и смотрел на город.
Киан моментально оказался впереди и проговорил в рацию:
— Охрана, посторонний в главном офисе. Господин Амадео, вам нужно…
— Не нужно, — перебил его Амадео. — Я знаю, кто это. А вот как он сюда попал — тот еще вопрос. Какого черта ты тут делаешь, Себастьян?
На лице Киана отразилось изумление, но он все же подчинился молчаливому приказу Амадео и отошел в сторону. Себастьян же обернулся и радушно улыбнулся, будто кабинет был его.
— Зашел в гости. Мне запрещено?
— Будто сам не знаешь, насколько ты нежеланный гость, — отрезал Амадео, садясь за рабочий стол. — Убирайся, пока охрана не вытащила тебя отсюда за шкирку.
— Думаешь, им это под силу? — усмехнулся тот. — Я пришел просто поздороваться, ничего более. Вчера нам так и не удалось достойно поприветствовать друг друга.
— Предпочел бы вообще с тобой не встречаться. — Амадео указал на дверь. — Вон.
Киан сделал шаг вперед, намереваясь увести гостя прочь, но тот примирительно поднял руки и, не произнеся больше ни слова, вышел за дверь. Амадео провел по лбу трясущимися пальцами и без удивления обнаружил, что весь взмок. Его трясло, как в лихорадке, и он едва смог выдвинуть ящик стола.
Однако добыть лекарство из плотно закрытого пузырька оказалось для него делом непосильным. Киан мягко перехватил у него пузырек и вытряхнул на ладонь две таблетки.
— Маловато, — вымученно улыбнулся Амадео. — Не подействует.
— Жан Лесфор снизил вам дозу, — напомнил Киан. — Еще несколько недель назад.
Амадео промолчал, не желая признавать, что играл на публику, только бы убедить врача в улучшении своего состояния.
Послушно проглотив пару таблеток, он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Слава богу, эффект все еще был — пусть и куда слабее прежнего. О том, что будет, когда Жан обнаружит обман, он старался не думать.
Цзиня ему провести ни за что не удалось бы.
Губы тронула слабая улыбка. Он представил разъяренного Цзиня, грозящего непослушному принцу всеми карами Поднебесной, и из-под закрытых век побежали тонкие дорожки слез. Прошло уже два месяца, но боль нисколько не уменьшилась. Нет, она по-прежнему вонзалась тонкими иглами в сердце, причиняя страдания, которые он едва выдерживал.
Но вечно сидеть на таблетках он не мог. Обнаружив, что с каждым днем мысль о времени приема неотступно преследует его, что он считает минуты до того момента, когда можно будет закинуть в рот очередную порцию препаратов, Амадео испугался. Он хорошо помнил, в каком состоянии был Диего, как тяжело ему дался отказ от лекарств, которые позволяли ни о чем не беспокоиться, ни о чем не думать. До сих пор по коже пробегал мороз, стоило подумать, через что пришлось пройти Ксавьеру: бесконечные ломки, сменяющиеся кратким кайфом, и снова адские мучения, выворачивающие все тело наизнанку…
Нет, Амадео должен был справиться сам.
Немалых трудов стоило убедить Жана, что ему становится лучше. Поначалу доктор скептически отнесся к предложению снизить дозу, но, понаблюдав за подопечным некоторые время (немало помогло то, что Амадео не был его основным пациентом), согласился с тем, что дела идут на поправку. Днем Амадео держался изо всех сил, изображая нормального человека, а ночью метался по кровати, мучаясь то от кошмаров, то от бессонницы.
Да, Цзиня он бы точно не обдурил.
С появлением семейства Бенуа ему и в самом деле стало легче. Даниэль с его бешеной, бьющей через край энергией не оставлял времени на самокопание, за что Амадео был ему искренне благодарен. Но внезапный визит Себастьяна все испортил. Со вчерашнего дня Амадео отчаянно желал наглотаться снотворного, чтобы урвать хотя бы минуту сна. От адской смеси страха и ярости живот крутило так, будто внутри установили центрифугу, он сворачивался калачиком на сбитых простынях и старался не стонать от боли, боясь разбудить спящего в соседней комнате Тео.
Он действительно испугался за Даниэля. За себя Амадео не опасался — он прекрасно знал, что если с ним что-то случится, Себастьян потеряет рычаг давления на Ксавьера. Но превратить его жизнь в ад? Почему бы и нет.
Сегодня же он расскажет Даниэлю все. Не позволит Себастьяну манипулировать мальчишкой.
Он больше не может терять близких людей.
Мигель проявлял чудеса высшего пилотажа, лавируя в плотном потоке машин, забивших проспект Дивисьон дель Норте, но Ксавьер даже не мог оценить его мастерство. Все мысли были заняты Дино Аурелио.
Работал этот двадцатитрехлетний парень на Ксавьера почти полгода, и никаких нареканий его работа не вызывала до вчерашнего дня, когда Томас нашел у него пакетик героина. Сам ли мальчишка кололся, или же взял у кого-то на продажу, Ксавьера не волновало. Он никогда не работал с наркоманами, и выгонял каждого, кого замечал в употреблении хотя бы марихуаны или торговле на сторону.
Но на этот раз Ксавьеру пришла в голову гениальная мысль сдать Дино с потрохами. В минуту отчаяния и слабости он решил порушить всю систему, а лучшего информатора, готового за дозу продать родную мать, было не сыскать. И когда Дино покинул офис Томаса, его уже поджидал полицейский патруль.
А потом позвонил Амадео.
Себастьян вернулся.
Находился в опасной близости от принца, и любая промашка Ксавьера могла болезненно аукнуться на другом берегу Атлантики. И сейчас он спешил вызволить наркомана из-под стражи, пока тот не начал молоть языком.
Мигель подпевал Хуанесу и крутил руль, прыгая из ряда в ряд. Вскоре он свернул на узкую улочку, где даже двум автомобилям было никак не разминуться, и выскочил прямо перед полицейским участком, двухэтажным бетонным кубом.
— Прибыли! — радостно возвестил он. — С вас пятьдесят песо плюс чаевые, итого…
Ксавьер, не дослушав его трескотню, распахнул дверцу и выскочил из машины. Йохан, прихватив кейс, рванул следом, на ходу поправляя галстук.
За стойкой сидел толстый полицейский, явно разочарованный тем, что вытянул короткую палочку и не попал на допрос — хоть какое-то развлечение в этой парилке! Неделю назад включили отопление, труба проходила как раз под его столом, и во время дежурств он обливался потом с головы до ног. Мечтая о скорых выходных, он лениво листал журнал с головоломками и то и дело обтирал лысую, как коленка, голову огромным цветным платком.