Ничего личного
Шрифт:
– Спину?
– Линяю я. Зудит - мочи нет терпеть, а лапами не достать. Пока к осени шкуру не сброшу, хоть плачь. А на кой, думаешь, я девками дань беру?
Матрёна посмотрела на грабли в углу, на страдальческую змееву морду и принялась хохотать едва не до икоты.
***
– Брешешь!
Рыцарь поскреб в затылке.
– Ну, может, и брешу немножко.
– И что, так и жила у змея целый год?
– Ну, год не год, а почти до снегу.
– И спину чесала?
– Ну про спину точно не скажу, но вот что он ей золотую канитель приносил, а она из неё кружаво вязала, это доподлинно известно. Её в том кружаве и нашли.
– Кто нашёл-то?
Рыцарь глазами повел, будто сомневаясь, говорить ли. Разбитная бабёнка, что разносила миски, поняла этот взгляд по-своему, плюхнула на стол полную кружку, крепкими зубами в улыбке сверкнула.
– Это, гусляр, другая история... Два года тому, помнишь ли, молва шла: дескать, князев старший сын - и не князев вовсе, а заезжего купца. Что, дескать, хил и бестолков, ни меч удержать, ни важный спор разрешить - как такому княжество отдавать?
– Ну, мало ли о чём болтали. Он же как раз вскорости...
– Вот то-то и оно, - припечатал рыцарь.
Антип охнул.
– Да неужто того самого?
– Того самого да не то самое, гусляр. Вот слушай, как было...
***
– А ещё бывает, цельного быка приносят или поросёнка. Ну на кой мне поросёнок, его ж кормить надо! Быка тоже пасти требуется. Лет пять назад девушка у меня жила, шустренькая такая, вот она со скотиной славно управлялась.
Змей растянулся через всю пещеру, лениво почесывал жёлтое брюхо.
– Я потом её вместе со скотиной этой в деревню отправил: будто бы она вместе со стадом от меня сбежала.
Матрёна прыснула.
– До неё другая была, но недолго. Такая бестолковая оказалась, всё поверить не могла, что я её есть не буду, думала, откармливаю. Целыми днями ныла. Я так радовался, когда её какой-то рыцарь спасать явился.
– И с тобой бился, рыцарь-то?
– Вот ещё! Я ему как показался, так он бежать, а сам за стремя ногой зацепился и с коня брякнулся. Ну, пока он без ума валялся, я девицу-то к нему и доставил, вроде как спас он её.
Матрёша хихикнула, перебирая коклюшки.
– За что ж тебя пугаются-то, змеюшко? Вроде, никого не погубил, не съел.
– Так вам, людям, непременно надо кого-нибудь бояться: не грома, так мора; не князя, так змея... Всё ищете, кому кланяться - чудные вы!
Змей зевнул, разинув громадную пасть с тупыми зубами.
– Эх, Матрёша. Отправлю тебя скоро... в деревню, что ли? А может, замуж тебя выдать?
Коклюшки замерли.
– Да за что ж ты меня гонишь, змеюшко? Или что сказала не так? Или плохо спину чесала?
– Ну, тихо, тихо. Вот дура-девка, чуть что, сразу в рёв.
– Куда ж идти-то мне-е? Я ж там никому не нужна-а-а, один ты меня пожале-ел.
– Матрёша, Матрёша. Разве ж я против тебя лично что имею? Ты девка хорошая, добрая, вон бирюлек каких мне на шею навешала, блескучих. Но сама посуди: скоро снег ляжет, мне до весны засыпать. А как заснёшь, если ты без конца по углам мельтешишь!
– Я на месте сидеть буду-у...
– Ну всё, хватит выть! Я тебе жениха найду. Королевича иноземного.
– Не хочу-у иноземного!
– Ну что за девка, всё ей не так! Не хочешь иноземного, будет тебе наш. Как подъедет, я его оглоушу легонько, а ты вон, шкуру сброшенную подсунешь.
– Она ж сохлая, - хлюпнула Матрёша.
– Да кто разбирать-то будет! Скажешь, змей, мол, как дыхнул огнём, так весь и спалился, только шкура осталась. Да вот ещё, будешь ты не деревенская девка Матрёшка, а иноземная царевна... ну вот хоть Матильда.
– Ой, умора - Матильда! Имя-то какое, как для бурёнки!
– И напрасно смеёшься.
– Зачем мне иноземной царевной-то обзываться?
– Будто не понимаешь: князи завсегда на царевнах женятся. На королевнах там, на этих... султаншах. На кой ему неумытая! И не вздумай сказать, что кружаво сама навязала, говори, приданое.
Матрёна потеребила золотую нить.
– Неохота мне от тебя уходить-то...
– А ну, цыц! Сказал замуж, значит замуж.
***
– Ну вот, спас её наш молодой князь и в жёны взял, всё честь по чести.
Антип едва дух перевёл. Из угла, разинув рот, пялился на рассказчика белобрысый Минька.
– Выходит, княгиня наша Матильда - это Матрёшка и есть.
– Выходит так, - кивнул рыцарь, поднял глаза к закопченному потолку и пришлёпнул губами.
– Эх, гусляр! Как подумаешь, а ведь выторгуй я тогда поросят, али не продай девку купцу, может, и не стала бы княгиней, как думаешь?
Антип сдвинул брови: оно, на первый взгляд, конечно, но чудился ему в словах рыцаря некий подвох. Торопясь залить сомнение, он спросил чарку горькой.
– Это ж надо, сколько лиха девке досталось. Ну да зато теперь до старости в любви и согласии...
– Ну...
– неопределенно протянул рыцарь.
– В согласии вроде... Оно, правда, опосля свадьбы такая история вышла...
***
– Данилушка, ты где ж пропадал-то?
Молодой князь молча пил квас прямо из узорного кувшина. Глядеть на его худую шею было Матрёше и жалко, и горько.
– Где был-то, - безнадежно шепнула она.