Ничейный час
Шрифт:
— Аааээээааа! — послышался крик снизу. — Деанта!
Мать. Он, вздохнув, начал спускаться. Какая бы ни была — она его мать. Полубезумная и несчастная. Она стояла внизу, заслоняя глаза от низкого солнца рукой, в развевающемся алом платье, с распущенными волосами, босая.
— Деааааантаааа!
— Я иду, матушка! — крикнул он, и пошел вниз.
Мать кричала на служанок, чтобы те скорее несли еду, выхватывала у них из рук посуду, ставила перед сыном, хлопотала без толку, подсовывала еду и убирала блюдо сразу же, как только он успевал что-то съесть, совала его в руки служанкам и приказывала унести. Это чрезмерная,
Она жила почти все время в каком-то своем мире, мало соприкасавшимся с реальным. Деанта жалел ее, и в то же время стеснялся. Ему было стыдно за себя — ведь она его мать. Стыдиться матери — подлое дело.
Давно уже она рассказывала ему об отце так, словно Деанты и не было рядом. Он спокойно мог уйти, она и не заметила бы. Но это тоже было бы подло. И он слушал, не слишком веря ее словам. Потому, что об отце рассказывали и его дядя Тианальт, и дядюшка Маллен Ньявельт, бешеный глава стражей, и Сатья Королевский Бард, и много еще кто.
Мать сидела, зажав руки в коленях, и чуть запрокинув голову, раскачивалась и говорила, говорила и на лице ее блуждала счастливая улыбка.
— Он выбрал меня, меня! Он приехал на белом коне, прекраснейший из мужчин, ради моей красоты. Он услышал о моей красе, и полюбил меня, и поехал тайно из дворца, чтобы встретиться со мной…
И Деанта слушал, слушал, пока мать не засыпала или служанки не уводили ее. Ему было стыдно. Как и великому Тианальту. Деанта помнил его слова:
— Я не думал о сестре, честно признаюсь. И это мой второй великий грех. Я всегда любил ее как-то неправильно, все время считал дурочкой, все за нее решал. Боюсь, в том, что с ней сейчас произошло, виноват я.
Деанта всегда слушал дядю с внутренним трепетом. Он знал, кто такой Правитель Юга, знал, что он единственный, кто отказался заявить права на престол. Он хотел вернуть Правду земли. Может, потому Южная Четверть еще держалась.
А еще к нему подсылали убийц. Но судьба словно хранила Тианальта.
Мать продолжала, улыбаясь и глядя в пространство говорить о своей воображаемой любви, и это было слушать куда тяжелее, чем если бы это было на самом деле и кончилось великим горем.
Деанта знал отца только по рассказам Тианальта и королевского барда. Они-то короля знали близко. Но представить его и, главное, полюбить, как он любил дядю Тианальта — обожая его, или дядю Маллена — восхищаясь, или мать — жалея, он не мог.
Он поцеловал мать и вышел, а она все продолжала сидеть и тихо говорить.
Деанта чувствовал себя подлецом, но ничего не мог поделать. Он не мог оставаться при матери. На то есть служанки, приставленные дядей Тианальтом. А он воин. Его дело охранять шерг, ходить на разведку в пустыню, истреблять тварей. Он не знал другой жизни и не представлял ее. Иногда, думая о своем происхождении и предназначении, с которым он спокойно соглашался, он представлял себе, что вот настанет срок, он сходит в Столицу, встанет на Камень, все в мире сразу станет на свои места, и он спокойно вернется сюда, чтобы продолжать жить так, как живет сейчас. Со временем он станет таким же великим стражем, как Маллен. Поскольку все станет на свои места, он пройдет сквозь хьяшту и дойдет до Стены, истребит всех злобных тварей. Найдет себе жену…
А сейчас надо идти к Маллену, чтобы рассказать ему о ночном стрекотуне и обсудить вылазку к гнездам тварей. Кладки надо уничтожить, пока не наплодилось новое поколение, иначе туго будет.
Он сбежал по спиральной лестнице во двор и натолкнулся на Льенде, тоже отоспавшуюся, веселую, румяную. Деанту всегда тянуло улыбнуться при взгляде на простое лицо девушки. Крепкая, ширококостная, всегда радостная, эта охотница была любимицей шерга. Среди охотников было много женщин — людей везде недоставало, так что и женщинам приходилось браться за оружие — но Льенде была лучшей и самой любимой.
— Привет, принц ты наш! — помахала она ему рукой. — Ты новость знаешь?
— Нет, — остановился Деанта, — а что?
Льенде выкатила глаза и сказала страшным шепотом:
— У нашего господина Маллена Пустынные! Представляешь?
Льенде всегда называла дядю Маллена либо "великий", либо "наш господин", да еще и с придыханием. Она просто млела от одного упоминания о Маллене. Впрочем, многие к нему так здесь относились. А Деанта был просто "наш принц". Даже то, что великий Маллен приходился ему двоюродным дядей, лишь немного выделяло его. Деанту ценили не за это. Просто он и правда обладал редким свойством вызывать доверие, так что многие приходили просто поговорить с ним по душам. Деанта мало говорил, просто слушал — и этого хватало. Потому и был он "наш принц".
— Пустынные?
— Да! Ты сам знаешь, что они ведут дела только с господином Малленом.
— Пустынные здесь? Сейчас?
— Да! И наш господин тебя зовет!
— Иду уже! — воскликнул Деанта, прибавив шагу — его разбирало любопытство. Посмотреть на Пустынных вблизи мало кому удавалось, а слухи о них ходили один другого невероятнее. Их даже считали не совсем людьми. Человек не может находиться на дневной жаре. Ночной лютый холод как-то еще можно было пережить, но день в пустыне был смертоносен. Однако, Пустынные как-то умудрялись выживать и под открытым солнцем, не только под кровавой стылой луной… А сейчас уже остывший, но еще не ставший невыносимо студеным воздух был полон запахами зелени и цветов, шорохом и криками животных и птиц… Скоро закроются жесткие кожистые почки и уйдут под землю травы и цветы, спрячутся в норы мелкие грызуны и хищники, забьются в укрытия птицы. И люди уйдут в катакомбы шерга, закрыв наглухо входы и выходы.
Тиво Ньявельт оставил двоих сыновей. Старшего брата Маллен убил лично восемнадцать лет назад. Потому, что Арьен Ньявельт убил отца и подался в столицу, чтобы просить у принцессы-регентши наместничества на Юге. Дал клятву верности, получил войска.
Маллен хмыкнул, вспоминая тот кровавый день у стен Уэльты, когда злое войско Юга, в рядах которого чуть не каждый пятый был беженцем из Западной четверти, разбило врага в пух и прах. Погибших было много с обеих сторон — Вирранду стоило немалых трудов удерживать людей, они рвались в бой как охотничьи псы на добычу. Дай он тогда слабину, победа далась бы куда большей кровью. Но Вирранд Тианальт не знал слабости.
Пленных было мало. Арьен был среди них. Он ползал в ногах у брата, плакал, хватал за ноги, и Маллен, не слушая, чтобы не размякнуть, снес ему голову.
— Теперь мы с тобой одним грехом повязаны, — сказал тогда Тианальт. — Двое братоубийц.
Вот тогда к Тианальту начали прибывать посланцы от всяких сильных людей, предлагая союз, земли, долю богатств и прочее за помощь в достижении престола. А то и просто предлагали корону. И тогда же стали подсылать убийц. Вот после этого Вирранд и решил отослать в безопасное место сестру и сына.