Ничейный час
Шрифт:
— Тебя, господин.
Маллен не удержался и выругался от изумления. Вирранд тяжело уставился на Онду, но бард смотрел на Сатью. Казалось, барды разговаривают молча, взглядами.
— Только тебя, господин, — повторил Онда, предваряя вопросы.
— Меня в заложники? — Вирранд даже расхохотался от нелепости и дерзости требования. Он хохотал долго, хотя ему уже не было смешно, и по щекам катились слезы. — Это невозможно, — под конец сказал он.
— Однако таково его требование.
— Он с ума сошел?
Онда сел рядом, сцепил лапищи.
— Он
— Я Блюститель Юга!
— А он король. Он землю держит, а ты с землей не венчан.
— Да, чтоб его, мой Юг не меньше его Холмов!
— Но ты все равно ему не равен. Сейчас в мире король только он.
— Не было толку ездить, — сказал Вирранд. — Я не пойду в заложники.
— А почему? — послышался из мрака голос Сатьи.
Вирранд еле удержался от злого слова, закусил губу. В душе его бушевали возмущение, злость, гордость. Что себе возомнил этот Ночной? Все здесь называли Вирранда великим. Он — надежда Юга, надежда Дня!
"Нет, надежда Дня — твой племянник".
Это Онда говорит? Нет, бард сидел и смотрел в пол, поджав губы.
Вирранд сел.
"Ты только Блюститель".
— Ты что-то сказал, Онда?
— Нет, господин.
— Ты, Сатья?
Сатья лишь покачал головой. Маллен смотрел на них широко открытыми глазами. Вирранду хотелось озлиться, заорать — но что-то не давало. Надо, чтобы все вышли. Пусть никто не видит! Не мешает!
— Тогда выйдите оба. Нет, все выйдите, и ты, брат Маллен, тоже. Мне надо побыть одному. Я должен подумать.
Онда вышел последним. На пороге оглянулся.
— Позови меня, господин, когда надумаешь.
Вирранд кивнул, раздраженный тем, что бард никак не уйдет. Оставшись наедине с собой, Вирранд прислушался к тишине.
— Я…, - осторожно проговорил он, — не могу идти в заложники. Я не могу оставить Юг. Без меня все погибнет.
"Да ну? Ты один здесь? Ты все держишь один? Чего стоит пустынное порубежье без Маллена? Его даже Шенальин признают, а тебя — нет. А весь рубеж от Уэльты до Холмов держит Лис. И ты давно уже свалил на него все дела границы и разведки за Анфьяром. А братья Онгиральты стерегут Лес — Анра на Западе, а Итмера — на востоке, до самых Болот. И разве не без тебя отстаивал Уэльту Эрниельт Скала?"
— Но я их всех объединяю. Я. Я! Если я уйду…
"…они перегрызутся? Или ты боишься, что кто-то станет великим, кроме тебя? И вместо тебя?"
— Да нет, когда я был ранен, Аннерельт…
"И какая разница? Ты был ранен, они ждали, что ты исцелишься и встанешь во главе их снова. И сейчас они будут ждать твоего возвращения. В чем разница?"
— В чем разница, — повторил Вирранд. — В чем?
Вирранд не спал всю ночь, даже не ложился. Ему казалось, что если он ляжет, он задохнется.
Как мало он в последнее время думал о своих людях. А ведь Эрниельт, молчаливый и тихий молодой человек, недаром заслужил у своих людей прозвище "Скала". И ты, Тианальт, не скажешь, что у него нет своей головы на плечах. Пока ты торчал в Тиане, он удерживал Уэльту, и не просто в осаде сидел, а сам нападал. А людей боеспособных у него было — и говорить-то смех.
Это ладно, а всем Югом он управлять сможет?
Маллен… он не хочет. Но можно и заставить. В конце концов, он, Тианальт, блюститель Юга, он вправе. Но Маллен тоже братоубийца. Земля не будет его слушать… Опять эти мысли о танце на лезвии ножа между Правдой и Неправдой… Ведь невозможно не делать зла. Не-воз-мож-но.
Нет, Тианальт, ты не о том думаешь. Кого ты оставишь вместо себя?
Онгиральты, черноволосые гиганты. Он помнил обоих. Один смешлив, другой мрачный и какой-то обиженный. Старший мрачный, да. Им и легче, и труднее, чем Эрниельту — Лес тянется с запада на восток, идет по подножию Холмов. Места не слишком населенные, да и не больно-то айримовы сволочи суются в Лес. Однако, сейчас он просто кишит тварями… Анра Онгиральт держит западную половину Леса, и боятся его и свои, и чужие как не знаю кого. Итмера Онгиральт воюет на востоке, на границе с Болотами.
Твари, твари… Но Онгиральты удерживают их. Или земля им помогает, чуя их правду? Нет, Онгиральты привыкли к лесной войне, больших сражений им вести не приходилось… Лесная стража — та еще вольница, а Онгиральты держат их в кулаке и как-то ухитряются управляться с делами на всех границах Леса, да и не только на границах. Вирранд улыбнулся, вспомнив засаду в Девичьем овраге во время очередного летнего наступления с Запада много лет назад. Пожалуй, эти могли бы управиться и со всем Югом.
Но почему-то все больше он думал об Анральте. Возможно, потому, что не было человека, который мог бы назвать себя врагом Анральта. Или Вирранд просто не знал таких. Не зря его называли Лисом Границы. Если Онгиральты могли бы косо посмотреть на слишком молодого Эрниельта, то Анральт — этот был по душе им всем.
Всем, кроме Вирранда Тианальта. Потому, что свою сестру, вдову короля, он не отдаст никому из простых смертных. Безумную бедную Анье. А Лис ее любил всегда, Вирранд это знал.
И Вирранд ощутил, что если не решит сейчас, прямо сейчас, он передумает.
"Думай не только о Юге".
Вирранд вздрогнул. Но кроме него здесь никого не было. Ты наедине с собой, Вирранд Тианальт. Ничто сейчас не беспокоит тебя, никто не взваливает на тебя заботы. Побудь наедине с собой и подумай о том, что ты на самом деле значишь, Вирранд Тианальт.
Неужто можно привыкнуть к ночи пустыни? Холод проползал сквозь щели, холод просачивался в нутро камня, и тот сам начинал пульсировать стужей, сырой, сизой, всепроникающей. Холод вползал в тело, вгрызался в кости, как голодный пес, и кости начинали ныть. Тупая, глухая боль, ее можно стерпеть, но к ней невозможно привыкнуть.
Или Тианальт просто стареет? Вирранд плотнее закутался в мех. Странно, руки у него были теплыми, почти горячими, но ему было холодно, холодно даже внутри, даже язык и нёбо были холодными.