Никарета: святилище любви
Шрифт:
Услышав это, Драконт понимающе кивнул. Его любимый пес по кличке Аристократ тоже не переносил морской качки. Именно поэтому Драконт не взял его с собой на Скирос, хотя понимал, как тяжело его верному другу в разлуке. Да и сам он скучал по верному белому, в черных пятнах, псу египетской породы, которая попала в Элладу через Анатолию [30] .
Неудачей со скиросами Драконт был огорчен, но не слишком, потому что вовсе не за лошадьми приехал он на остров. Отправка судна с темной охрой, незаменимой для художественных промыслов, и уговор на продажу железной руды в Коринф можно было считать очень удачными сделками, которые должны были прославить Драконта среди других судовладельцев и купцов, а главное –
30
Эллинское название Малой Азии. Слово «Анатолия» означает в переводе с греческого – восточная. Собаки, о которых размышляет Драконт, были предками современных далматинцев, а в древние времена эта порода так и называлась – восточная пестрая собака, анатоли стигмата скилос.
Однако эти барыши были бы сущими пустяками по сравнению с теми богатствами, которые могла сулить разработка мраморных месторождений, скрытых в недрах Акрокоринфа! [31] Мрамор с успехом добывали на Скиросе. И не только мрамор – Драконту стало известно, что в пещерах, выдолбленных близ Линакрии, некогда находили золотые жилы!
Драконт заглянул в Пентекали и Диатрипи – так назывались эти пещеры – с самым равнодушным видом. На самом же деле он успел бросить весьма внимательный взгляд на вкрапления фосфороса, там и сям украшавшего бело-розовые мраморные стены пещер и рассеивавшего подземную тьму особым, неярким, холодным свечением. Совершенно такой же бело-розовый мрамор с такими же фосфоресцирующими вкраплениями он видел в мраморных пещерах Акрокоринфа, которые прилегали к дому Главков (далекими предками Драконта этот дом отчасти был выдолблен в скале – подобно тому, как строились многие жилища на их родном Крите, – а отчасти пристроен к ней), а значит, считались собственностью Главков.
31
Горный массив над Коринфом: «акро» – «над», «сверху».
И вот Драконт размышлял: если в фосфоресцирующих пещерах на Скиросе было найдено золото, почему бы этому золоту не обнаружиться точно в таких же пещерах в Коринфе? Причем весьма желательно, чтобы это произошло именно в тех пещерах, которые принадлежат роду Главков…
Конечно, даже если он в самом деле найдет там золото, за него придется побороться с гермафродитосами. Эти твари – Драконт как настоящий мужчина, вдобавок – красавец, не мог называть иначе этих двуполых уродов, гермафродитосов, – обладали очень сильным влиянием на городские власти и не раз пытались доказать, что им, находящимся под покровительством Афродиты и Гермеса, принадлежат все недра Акрокоринфа со всеми его богатствами! Да, с гермафродитосами придется побороться, и неведомо, кто победит!
Как всегда, при мысли об этих созданиях, которых он считал ошибкой богов (но которые были весьма уважаемы и почитаемы по всей Элладе и особенно в Коринфе), Драконта стало тошнить. И он вспомнил о тех, кто легко мог вернуть ему хорошее настроение.
Это были Фэйдра и его любимый наложник – пятнадцатилетний Хели. С этим именем мальчишка попал к Драконту, и тот не стал называть его иначе. Порою, в кругу друзей, он посмеивался: не зря имя Хели значит «поднимающий» – ведь именно таким образом нежная красота этого юнца воздействовала на некую часть тела Драконта!
Сейчас Хели нарочно был поставлен позади господина – не столько для того, чтобы обмахивать его опахалом и развеивать жару, сколько чтобы не отвлекать его от размышлений и не возбуждать к телесному сношению, когда требовалась напряженная работа мысли.
Драконт лежал, полузакрыв глаза, и вроде ничего вокруг себя не видел, однако он не сомневался, что Фэйдра приподняла край короткого хитона Хели и своей нежной и умелой рукой хозяйничает меж стройных юношеских ног.
Эти двое были насквозь порочны! Однако их бесстыдные забавы весьма радовали Драконта, который любил разнообразие. К тому же он знал, что только таким образом может избегнуть смертельной ненависти между своими любовником и любовницей.
Сначала, когда у него только появился восхитительный Хели, этот юнец и Фэйдра из ревности едва не убили друг друга. И страшная вражда длилась между ними до тех пор, пока господин однажды не позволил им позабавиться.
Разумеется, им дозволены были только ласки руками и губами – обладать друг другом, как обладают мужчина и женщина, Драконт запретил под страхом немедленной кастрации и продажи в самые низкопробные портовые притоны.
Поскольку именно таким образом Драконт Главк разделался с одним из своих прежних любимцев и с той женщиной, на смену которой пришла Фэйдра, сомневаться в его слове не было желания ни у юнца, ни у девушки. К тому же Мавсаний (раб, происходивший из семьи, которая испокон веков служила Главкам и в которой все старшие сыновья по традиции носили это имя) строго следил за наложниками господина.
Самому Мавсанию забавы с мальчишками претили до отвращения, однако он был настолько предан Драконту, что прощал ему любое беспутство, любые, даже чрезмерно вольные, привычки, призванные насытить тот его плотский голод, который очень сложно было утолить всего лишь одной женщиной или одним только юношей.
Таким уж он уродился, Драконт Главк…
А впрочем, не дело раба осуждать господина!
Итак, стоял прекрасный и блаженный день середины месяца таргелиона, ветер дул попутный, галера стремилась вперед, ладные всплески весел не мешали Драконту предаваться размышлениям. Судно уже находилось между Пиреем и островом Саламин, когда внезапный крик впередсмотрящего нарушил сонное, блаженное оцепенение:
– Человек за бортом! Капетаниос, справа по борту вижу человека!
Фэйдра, не сдержав любопытства, рванулась было – посмотреть, но вовремя спохватилась, что на ее коленях возлежит голова господина, и снова замерла.
Впрочем, Драконт уже приподнялся и сел.
К нему приблизился капетаниос:
– Что прикажет господин?
Само собой, все мореходы Ойкумены [32] выручают друг друга на водных просторах, однако когда на борту владелец судна, лучше сначала спросить его разрешения. Хотя в согласии Драконта Главка капетаниос мог не сомневаться, и вовсе не потому, что тот славился своим человеколюбием – скорее, наоборот. Просто-напросто, если неизвестный человек, который болтается на волнах справа по борту, еще жив, он, конечно, щедро отблагодарит Главка за свое спасение, ну а если это какой-нибудь бедняк, его можно выгодно продать, ибо все, что подбирают в синих нивах Посейдона, принадлежит нашедшему.
32
Так эллины называли земли и моря, лежащие в границах исследованного людьми мира.
Видимо, те же мысли посетили и Драконта, потому что он лениво поднял на капетаниоса свои темные глаза и кивнул:
– Ну, спасите этого беднягу.
Тот сделал знак: двое свободных от гребли мореходов бросились в волны и поплыли к странному предмету, качавшемуся на волнах.
Драконт встал, подошел к борту.
Право, только зоркие глаза впередсмотрящего могли разглядеть человека, который наполовину забрался в большую пустую бочку!
Гребцы перевернули ее, вытащили человека и поплыли к кораблю, влача за собой бесчувственное тело.
Пустая бочка осталась качаться на воде.
Солнце буйствовало на легких волнах, и чудилось, будто воздух весь пронизан сверкающими искрами. Они играли, танцевали, принимали странные формы… на невообразимо краткий миг Драконту почудилось, что перед ним стоит высокая золотоволосая женщина, увенчанная алыми розами, и смотрит на него с улыбкой. Рядом с ней маячил какой-то юнец с луком в руках… Лук был почему-то без стрелы, как если бы юнец уже выпустил ее. Женщина улыбалась Драконту, а этот мальчишка хохотал во весь рот!