Никоарэ Подкова
Шрифт:
Когда сняли с телеги благочестивого Агафангела и положили его на лужайке, Алекса Лиса склонился над другом своим, заснувшим вечным сном. Потом, выпрямившись, поднял глаза на своих товарищей.
– Братья, - мягко проговорил он, - выкопаем монаху Агафангелу могилу близ родников и поставим над нею крест. А тебя, Копье, - прибавил он, прошу снять голову с этого дьявола - повезем ее государю. Тело же кинем в овраг.
Поворотившись спиной к Гаврилу Пожару, четверо ратников бережно подняли монаха и понесли его к месту последнего успокоения, на поляну, зеленевшую подле родников. Вырыли могилу и, отдав усопшему братское
Совершив положенное, они поднялись на холм и увидали далеко в степи подвигавшиеся шагом сотни Елисея Покотило.
33. СОТНИ ПЕРЕХОДЯТ ДНЕСТР
Подъехав к перевозу через Днестр у города Сороки, есаул Елисей застал там начальника переправы Памфилия Загорецкого, красовавшегося на коне в окружении нескольких служителей. Это было в ноябре одиннадцатого дня за три часа до захода солнца.
Пан Памфилий Загорецкий был существом тщедушным, жидкая и светлая его бороденка торчала тремя колючками, глаза, кротко глядевшие на мир, были бесцветны, как у гусенка. Рядом с ним во всем своем великолепии стоял его милость Тадеуш Копицкий из Могилева с четырьмя хохлами в смушковых шапках и кожухах. А служители его милости пана Загорецкого были одеты бедно, чуть ли не в лохмотьях, однако носы у них были пунцово-красными от обильных возлияний.
Дед Елисей, не мешкая, спешился и поклонился королевскому начальнику. Польщенный честью, оказанной ему таким знаменитым запорожцем, как Елисей Покотило, пан Загорецкий тоже соскочил на землю и кинул поводья слуге. Позвякивая шпорами, подошел к ним пан Тадеуш и снял шапку с длинным шлыком вишневого цвета; виски и затылок были у него подбриты.
– Какие вести, пан есаул Покотило?
– смиренно осведомился начальник переправы.
– Вести добрые, пан Загорецкий; желаю перейти на ту сторону Днестра со своими сотнями, конями и телегами.
– По чьему велению?
– Государя Никоарэ.
– И государь последует?
Вмешался пан Тадеуш.
– С часу на час дожидаюсь славного гетмана, - сказал он.
– Тогда добро, - отвечал с некоторым удивлением пан Памфилий.
– У государя есть, должно быть, дозволение и оправдательные грамоты?
Снова вмешался пан Тадеуш:
– Государь волен пройти, куда ему угодно, а оправдательными грамотами служат ему меч и войско его.
Начальник переправы окончательно смягчился.
– О, тогда мы не можем прекословить.
– И правильно поступаете, пан Загорецкий, - сказал есаул Елисей, разглядывая его оборванных и красноносых служителей.
– Будь столь любезен, созови прочих своих ратников мне на помощь. Я в миг переправлюсь; у меня только двадцать пять телег; погружу их на паром, коней пущу вплавь вслед за конными сотнями, ниже по течению, - и все тут. Днестр ныне тих, вода спала от засухи. А когда прибудет государь Никоарэ, мы встретим его, как должно.
– Пособить-то можно, - с готовностью согласился Загорецкий, - да ратников у меня всего пятеро.
– Что ж, и то хорошо. Вознаградим их, как полагается.
Красноносая свита пана Загорецкого оживилась и двинулась к парому уведомить паромщиков.
Был теплый мягкий день бабьего лета. Ласково дул ветерок, прилетевший со Средиземного моря. Копье, правивший есаульской телегой, подъехал к тому месту, где стояли паны начальники. Дед Елисей приказал сделать привал и развести костер да достать из телеги бочонок старого меда.
В то время как Младыш Александру, вступив первым на правый берег, умело налаживал переправу, Алекса Лиса подгонял отставших всадников и возниц. Как водится, не мало было шуму, суматохи и криков. Наконец все переправились. Александру велел протрубить в рог - он более не в силах был переносить ни малейшей задержки. Но дед Елисей еще не закончил свое совещание с начальником переправы Памфилием Загорецким. В одну руку он вложил пану изрядный кусок жареного поросенка, а в другую - чашу, то и дело подливая в нее меду. Когда солнце опустилось к краю небосклона, пан Тадеуш уже призывал пана Памфилия излить свою душу и поведать друзьям о всех страданиях, выпавших ему на долю в сем грешном мире.
– Люди добрые и други мои, одни лишь напасти были мне уделом, я при жизни принял венец мученический, - жаловался пан Загорецкий.
– А что такое? Что за напасти, пан начальник, от которых вы так убиваетесь?
– осведомился Копицкий.
– Ах, любезный мой пан Тадеуш, таких напастей и врагу не пожелаю...
Елисей Покотило, понимавший толк в политике, повел разговор должным порядком.
– Копье, - приказал он, - налей полный кувшин меду, принеси еще жареного мяса и пойди погляди, что поделывают королевские служители.
Копье отправился исполнять поручение, а дед Елисей обратился к пану Загорецкому, поникшему скорбной головой.
– Теперь говори нам все, друг Памфилий. Осуши сперва чашу и рассказывай, а я тем временем подолью тебе меду.
– Днем сижу и думаю, - приступил к рассказу пан Загорецкий, - а ночью гляжу и не понимаю... Вы, ваши милости, не страшитесь кометы?
– Чего же ее страшиться?
– удивился Елисей Покотило.
– И я не страшусь, - продолжал королевский начальник переправы. Только нет мне покою ни днем, ни ночью от супруги моей.
– Чего же ей надобно?
– Желает знать, что предвещает сей небесный огонь. Так меня терзает, хоть беги на край света. Да и то сказать, за двадцать пять лет супружества она только и ищет какого-нибудь повода для драки. Царапает меня когтями своими и колет иголкой.
– Как же возможно такое поведение?
– удивленно и гневно спросил пан Тадеуш.
– Да-да...
– слезно жаловался пан Загорецкий.
– А как явилась эта комета, это дьявольское, а не божье порождение, так моя жена совсем взбеленилась, бедняжка...
– Как ее звать?
– Аделаидой. До того рассвирепела бедная моя Аделаида, что швырнула мне в голову миску с супом. По счастью, суп был не слишком горяч.
– А ты, твоя милость, глядел на нее и не дал ей отпора?
– Да так и стоял, опустив руки и воздев глаза на образ богоматери. "Памфилий, - удивилась супруга моя, - теперь уж ты в самом деле похож на господа нашего Иисуса".
Пока начальник переправы проливал пьяные слезы, за Днестром вторично раздался звук рога, а солнце уже глядело на мир с самого края небосвода. С Ямпольского шляха донесся ответный клич рога. Дед Покотило и Копицкий поднялись и вскочили на коней, поняв, что приближается передовой отряд государя Никоарэ. А королевский начальник, совсем захмелев от старого меда, повалился на бок и заснул у костра, чуть озарявшего землю последними своими отблесками.