Никоарэ Подкова
Шрифт:
– Приведите его сюда, - вопила, беснуясь, цыганка, - и пусть славный капитан зарубит его своей саблей.
Толпа ворвалась во дворец великого армаша и вмиг все разгромила, пробивая себе путь топорами да кольями. Привели к капитану Петре крепко измятого боярина, толкая его в спину, ругая скверными словами.
Трандафира, распустив, точно коршун, когти, кинулась на него и завопила:
Ой, нехристь, людоед!
Груди ты нам вырезаешь,
Шип под ногти загоняешь,
Сима Гьорц!
Великий армаш Сима Гьорц не отличался
Трандафира протянула когти к здоровому глазу армаша. Толпа вновь разбушевалась. Барабан раздраженно добивался тишины.
– Отдаю его вам!
– крикнул капитан Петря.
Тысячеглавое чудище вмиг разорвало и проглотило жертву.
35. ОСНОВЫ ГОСУДАРЕВОЙ ВЛАСТИ
В воскресенье двадцать пятого ноября торжественно зазвонили колокола во всех церквах и монастырях стольного города, призывая верующих к обедне и на панихиду по усопшему Иону Водэ. По городам и селам также было велено служить обедню и поминать Иона Водэ. Стояла погожая осенняя пора, какой еще не видывали люди, а в воздухе плыл на невидимых крыльях торжественный колокольный звон. На опушке рощ расцветали ореховые деревья, набухали почки на кизиловых деревьях у господарского дворца, под самым окном опочивальни Иона Никоарэ распустилась ветка сирени.
Господарю не спалось. До полуночи горели свечи в его опочивальне, а заря заставала его среди воинов в крепости. В субботу он поднялся с крепкой стражей на гору Пэун и виноградниками Бучума спустился оттуда обратно.
В воскресенье по всему господарскому двору были поставлены для воинов праздничные столы, а при всех церквах и монастырях кормили голытьбу. Господарь следил за всем с балкона дворцовой залы; когда воины поклонились ему, он поднял чару над головой и осушил ее до последней капли. Иной пищи, кроме горсточки кутьи из глиняной миски, он не вкушал в тот день.
По древним обычаям кушание это изготовляется из пшеницы, меда и молока, и ни одного человека не должно лишать сего яства. Отведав кутьи, живые поминают мертвых, и, кроме того, кутья показывает, что сами они еще вкушают сладость земного бытия. Но кутья, однако, стала дорогим кушаньем беднякам она не по карману, хотя, как рабы, трудятся они с колыбели до могилы.
В десятом часу утра Никоарэ спустился по главной лестнице к пирующим, а на балкон вышел поп Кирикэ и благословил господаревых ратников с Острова молдаван, простирая над ними руки, точно хотел умерить их рвение за пиршественным столом. Благочинный произнес похвальное слово господарю, после чего воины, выстроившиеся вдоль стен до самой низины, где были казармы наемников, принялись поочередно стрелять из пищалей; разразились громы и молнии к несказанному удивлению простонародья, залезшего на ограду поглазеть на господарскую потеху.
К одиннадцатому
– Челом бьем, государь, поставь в город справедливого воеводу, чтобы не потешался, как Гьорц, над калеками и нищими, чтобы не подвешивал за ребра на крючьях, не сжигал на раскаленных жаровнях, не колол ножом груди бабам и не ломал пальцы, прищемив их дверьми, как о том и в песнях наших кобзарей поется; рассчитались люди с Гьорцем на этом свете, а теперь пусть он мучится до скончания веков на самом дне преисподней. Соизволь дать нам, государь, милостивого воеводу; просим дать нам капитана Петрю, который стоит по левую твою руку, ближе к сердцу. Будем его слушаться и из воли его милости не выйдем.
– Быть по сему, - сказал Подкова.
– Как зовут тебя?
– Я - Шахын, староста водоносов, отныне и навсегда слуга твоей светлости. Славный государь, бедняки на веки веков запомнят твое имя за то, что милость оказываешь им.
– Узнал я про то, что случилось в пятницу, и про ярость народа супротив Гьорца. Где Трандафира?
– Здесь, батюшка, - вставая с колен, почтительно отвечала цыганка. Она была опрятно одета, и серебряные монеты позванивали у нее в косах.
Его светлость Ион Никоарэ пристально поглядел на нее, потом тронул коня и отъехал.
Безногие и безрукие, кривые и слепые били поклоны в пыли пустыря и жалобно тянули:
Господи, не выдай нас
Басурманам в грозный час!
Пожалей нас, не карай,
Упаси наш мирный край.
Когда господарский выезд воротился во дворец, у крыльца дожидался Никоарэ гонец есаула Елисея. Он поклонился, держа шапку в руке. То был Митря Богза, бывший чабан.
– Что скажешь?
– спросил Никоарэ.
Воин приблизился и склонил голову. Никоарэ понял, что весть тайная, и повел его с собой в сени.
– А теперь говори.
– Светлый государь, - отвечал Богза, - послал меня наш есаул поведать тебе, что Александру, брат твоей светлости, вышел без дозволения из-под руки есаула и один куда-то ускакал к Молдове. Поначалу мчался и я за ним, а со мною был Доминте Гырбову. У лесистой горы, называемой, как я узнал, Боура, мы его оставили - нужно было воротиться к нашим сотням.
– Добро. А потом?
– А потом ничего, светлый государь. Есаул послал меня с вестью к тебе - и все.
Никоарэ смотрел на ратника остановившимся взглядом.