Никоарэ Подкова
Шрифт:
– Мальчик, тебя батяня твой зовет, - пробормотал дед.
Александру вздрогнул, услышав голос брата. То был знакомый голос, но еле внятный и такой отдаленный - до сознания Младыша ничего не доходило.
Никоарэ медленно поднялся, очень медленно, словно нужен был долгий срок, чтобы встать с кресла...
– Матушка Олимпиада, - шепнул он, - останься здесь, у изголовья бедного мальчика. Дед, тебя ждут дела армэшии. Поговорим потом, когда успокоюсь.
Когда Никоарэ переступил порог, его настигли сдержанные стоны старухи
Подкова тихо подошел к своей опочивальне. Дверь в нее осталась открытой, он услышал голоса. Говорил дьяк, и напевно, точно читая отходную, кто-то отвечал ему; этим собеседником мог быть лишь Гицэ Ботгрос.
Никоарэ остановился, прислушался.
– Дьяк, сударь мой, - молил Ботгрос, - сделай милость, скажи ты государю, что я верный ему слуга. Столько он потерял, так пусть возле него будет душа, преданная ему. Сие на пользу ему будет.
– Не проливай слез, батяня Гицэ, ты ведь не баба, - проговорил логофет Раду.
– Государь благосклонно примет твой дар. В такие часы одни друзья могут принести ему успокоение.
– Верно, дьяк. Вотще жаловаться, вотще слезы лить, вотще вопрошать. Никто ответа не даст. Отчего вянет цветок весенний, отчего пересыхает родник... Вот и государь... Он слышит нас. На коленях молю, светлый государь, не отврати лица своего от меня.
36. ПРАВЫЙ СУД
По господареву велению в пятницу ноября тридцатого дня открылся в тронной палате суд над боярами, предавшими Иона Водэ в лето 1574.
Судьями были: двадцать два старейших рэзеша из волостей, шесть государевых и его высокопреосвященство митрополит Анастасий, глава суда. Государь Ион Никоарэ Водэ сидел тут же на троне, держа в руках меч и булаву; позади него с обнаженными саблями стояли двенадцать его ратников с Острова молдаван.
Ворота крепости отворились, и во двор лавиной хлынул народ, который впустили при условии, что будет он вести себя чинно и мирно, не нарушая судебного разбирательства гиканьем, воплями и хулою на судимых злодеев. Кругом двора в два ряда стояли копейщики.
Погода была по-прежнему тихая, ласковая. В девятом часу утра солнце весело играло, проникая сквозь оконца палаты. Высокий суд открылся, митрополит Анастасий прочитал молитву "Царю небесный". Судьи встали. По окончании молитвы Водэ сел на престол, а судьи, продолжавшие стоять, все разом поклонились Никоарэ.
Заговорил митрополит Анастасий:
– Братья православные, государь Ион Никоарэ призывает нас начать ныне и продолжать в последующие дни до двадцатого декабря включительно суд над боярами, продавшими три года тому назад, в пору войны Иона Водэ с оттоманами, государя своего и отчизну. Государь Никоарэ говорит: "Нет прегрешения страшнее того, что совершили сии бояре: богопротивней оно убийства отца, матери и братьев, ибо сие есть измена отчизне,
Митрополит Анастасий остановился, поглядывая на господаря.
Лицо у Никоарэ Водэ было печальное и бледное от бессонной ночи.
– Таково в точности мое повеление, - внятным голосом проговорил он.
Тогда митрополит опустился в кресло. Перед судьями явился логофет Раду в воинском облачении с саблей у пояса. Он открыл книгу с именами виновных, составленную по списку капитана Негри, и положил ее на стол. Отдельно положил перечень тех, кого надобно было судить в первый же день.
Он поклонился и сказал:
– Достойные судьи, к тому, что сказано преосвященным владыкой, митрополитом, возглавляющим высокий суд, государь еще прибавляет: "У правосудия на глазах повязка. Меч его разит, не ведая жалости".
Судьи вздрогнули; никто не проронил ни слова.
По левую сторону митрополита показался Христофор, молдавский дьяк из личной господаря канцелярии; ногтем с траурной каемкой он отметил в списке, лежавшем на столе, имя первого подсудимого и громко его выкрикнул:
– Его милость пыркэлаб Иримия!
– Отсутствует, - подал голос служитель, стоявший у дверей.
Судьи мгновенье недоуменно молчали.
– Ничего, - кротко подсказал Христофор.
– Пока его милость пыркэлаб будет схвачен, пусть высокий суд решает без него.
Митрополит проговорил:
– Против пыркэлаба Иримии свидетельствует вся страна.
Судьи подняли руки: "Правда".
– Тогда решаем: отсечь ему голову, - мягким задрожавшим голосом постановил митрополит.
– Так что мы ему тут крест поставим, - смиренно произнес молдавский дьяк Христофор.
Он принарядился в серый кафтан с воротником из рысьего меха и явно чувствовал себя особой значительной, но высказывал излишнюю суетливость. Логофет Раду метнул на него суровый взгляд, словно одернул старого и глупого коня.
– Чья же теперь очередь?
– смутившись, степенно начал дьяк Христофор.
– Теперь очередь пыркэлаба Крэчуны, его милости Харалампие Панцу. Этого боярина, - осклабился он, - точно курицу на насесте, схватил запорожский есаул Григорий Оплетин. Ввести Харалампие Панцу.
– Ведут, - отвечал привратник дед Арвинте, повернувшись с неожиданным проворством.
– Сюда, боярин, - обратился он к пыркэлабу Харалампие.
От пыркэлаба осталась лишь жалкая тень. Он еле волочил ослабевшие ноги. Мигая, в страхе поглядывал то на судей, то на Подкову. На вопросы митрополита Харалампие Панцу утвердительно кивал головой, признавая, что действительно был в отряде боярской конницы, перешедшей на сторону язычников в лето семьдесят четвертое.
Дьяк Христофор шептал про себя: