Никогда не было, но вот опять. Попал 3
Шрифт:
— Ну а этого кержака вы чего сюда приплели. — высказал недовольство Голубцов.
— А «приплёл» я его, любезный господин Голубцов, потому, что он приехал из своего села в Барнаул на несколько дней раньше вас и уехал на несколько дней позже. То есть находился в Барнауле как раз во время всей этой кровавой кутерьмы. И мотив у него с вами расправиться вполне мог быть.
И Жернаков рассказал историю взаимоотношений Рябого и деда Щербака. Слушавший его с интересом Хрунов, спросил:
— Этот Рябой к нам какое отношение имеет?
— Имеет. Косвенное.
— Этак кого угодно обвинить можно. — заметил Хрунов.
— Я, господа, не обвиняю, я констатирую факты. А факты таковы, что Рябой этот исчез в тайге и в положенный срок у Голована не появился. Тот, чтобы выяснить, куда подевался Рябой, послал троих своих варнаков. Причем послал не куда-то в тайгу, а в село где живет этот Щербаков. Так вот: все трое погибли в пожаре. Заимка, где они находились, сгорела и, вместе с ними, сгорел и хозяин заимки — местный богатей.
— Через два или три дня после приезда Щербакова в Барнаул кто-то убивает еще трех головановских приспешников. Позже в доме Голована находят его труп. Доктор, которого полиция привлекла к расследованию, установил, что тот умер естественной смертью. Самое интересное, что в доме Голована полиция не обнаружила ни денег, ни каких — либо других ценностей. Таковы факты. И, согласитесь, факты эти заставляют задуматься.
— Так это что? Выходит их всех этот кержак поубивал? Почему же барнаульская полиция его не арестует? — возмутился Голубцов.
— Ну, с Рябым и сельским пожаром ясности нет, никто там ничего не расследовал. К убийству же трех головановских бандитов Щербаков отношение не имеет. Установлено, что в это время он был в горной управе. Заявку на прииск оформлял. И вас он не грабил. Я это специально проверил. В последующие три он работал вместе с артелью строителей на купленном им недостроенном доме. Кроме того сдается мне, что он ничего не знает о ваших связях с Голованом, а через него с Рябым.
— Ну и узнал бы, что с того? — пробурчал недовольно Голубцов.
— Если бы он это узнал, то я не имел бы сомнительного удовольствия сейчас с вами беседовать.
Пока Голубцов осмысливал сказанное сыщиком, Хрунов спросил:
— Вот как! Отчего же у вас такое мнение сложилось?
— Всё, что мне удалось узнать о Щербакове, характеризует его как человека решительного, упрямого, физически очень сильного и имеющего строгие моральные принципы, присущие некоторым старообрядцам. Я знавал людей подобных ему. Поэтому смею утверждать, что если бы он узнал о некой причастности господина Голубцова к делам бандита Рябого, то без лишних затей, свернул бы ему шею и вряд ли охранники его остановили. А вот грабить вас, господин Голубцов, он бы не стал. Нет, он возможно взял бы деньги и ценности, но только те, что на виду. Обшаривать дом в поисках тайника он бы не додумался. Я полагаю, что денежки вы, господин Голубцов, хранили в тайнике или я ошибаюсь?
Голубцов что-то невразумительно пробурчал.
— Значит, не ошибаюсь! — усмехнулся Павел Кондратьевич и, обратившись к Хрунову, спросил:
— Вы, господин Хрунов, проведённым мной расследованием удовлетворены?
— Вполне. Единственный вопрос. Кто это под меня копает?
— Видите ли, господин Хрунов, чтобы хоть как-то вразумительно ответить на ваш вопрос, я должен узнать обо всех, кого вы или ваши люди за последние лет пять — семь, так или иначе, обидели. Вы готовы покаяться?
— Явку с повинной предлагаешь? — ухватил самую суть Хрунов. — Сами разберемся!
— Будем считать, что мы пришли к пониманию. Раз так, то позвольте откланяться. И напоследок: вам господин Голубцов лучше годик — другой в Барнауле не показываться. На сей раз вы так легко не отделаетесь. Собственно в связи с вновь открывшимися обстоятельствами барнаульцы предлагали вас арестовать и хорошенько допросить, но я пообещал, что лично прослежу за вами и обязательно арестую, если вы будете замечены в противоправных деяниях. И уверяю вас так и сделаю — прослежу и арестую.
С этими словами Жернаков покинул «кабинет для деловых встреч». После ухода сыщика Хрунов еще некоторое время смотрел на дверь. Потом налил себе и Голубцову коньяка выпил и, закусывая, спросил:
— Ты чего на легавого накинулся? Совсем страх потерял?
— Так он же ничего не сделал, чтобы деньги сыскать.
— А вот тут ты Ефим не прав. По-моему, он только тем в Барнауле и занимался, что деньги украденные разыскивал. И очень сильно на тебя рассердился, когда понял, что ты по глупости все концы обрубил, попытавшись разобраться с Сычом. Неужто, ты и вправду думал, что, найдя денежки, он их нам отдаст?
Голубцов пожал плечами и, взяв рюмку, выпил. Наблюдавший за ним Фрол Никитич вдруг засмеялся и заявил:
— Вижу, что надеялся. И совершенно зря. Мнится мне, что он и за дело-то взялся, чтобы наши денежки найти и прикарманить, но не вышло. А тут ты с претензиями, вот он и разозлился. Теперь ходи да оглядывайся.
— Тебе хорошо говорить у тебя денег курам не поклевать, а мне за всё платить придется.
— Вот оно что! Ладно, черт с тобой. Считай, что долг за тебя легавый отработал, понятно теперь, что отсюда ниточка тянется. Этот Драный, кто он такой?
— Помнишь Парамона Сивцова? Драный у него на подхвате был. Мы его тогда не смогли разыскать, ну и плюнули, невелика птица. Два года его было не видно, не слышно и надо же объявился.
— Что ж ты мне, тогда говорил, что с Сивцовым вопрос решен? — недобро прищурился Фрол.
— Так оно и есть. А Драный это так — мелочь, видимо пристал к кому-то, вот и шестерит.
— Ладно. Разузнай тогда, с кем тот Драный теперь хороводится. Про сбежавшего Гребня и его дружков среди бывших сидельцев поспрашивай, вдруг кто-то знает, куда они могли скрыться. С Сорокопудом, боровом жирным, разберись окончательно. Устрой ему несчастный случай.