Никогда не кончится июнь
Шрифт:
— Пошли… — повторила я неуверенно. И не узнала своего голоса.
В мою ладонь ткнулась Степина рука. Я почувствовала, как сильно она дрожит.
Держась за руки, мы медленно пошли вперед.
Вязкий, прохладный воздух облепил нас со всех сторон.
— Как будто морем пахнет… — долетел до меня голос Степы. Он был совершенно безжизненный.
Вход был уже совсем близко, когда я поняла, что больше не могу сделать ни шагу. Я увидела лампочку внутри фонаря и трещинки на пороге. Но воздух… Странный воздух приобрел вдруг необычайную силу. И встал препятствием
Из ярко освещенного окна третьего этажа раздался громкий смех. Колыхнулись занавески…
И я поняла, что проваливаюсь в эту неживую пустоту, невидимой изгородью окружавшую зловещий дом.
Последнее, что я увидела, была хрупкая рука, поправляющая занавески, легкая ткань рукава, браслет на тонком запястье…
Потом качнувшийся фонарь… знакомое лицо девушки… отголосок тихого плача или всхлипа…
И отчего-то высокий возглас Степы:
— Мама…
И тут воздух вдруг стал душным и редким. И горло мое словно закрылось, дыхание прервалось, пальцы поползли по мягкой Степиной руке и, вспыхнув, разбился купол огромного звездного неба.
ГЛАВА 29
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем до меня долетел плаксивый голос:
— Даша, очнись! Ну очнись, пожалуйста!..
Как холодно… Зачем он будит меня?..
— Дай мне одеяло… — пробормотала я.
— Какое одеяло… Что с тобой?… Как же мы теперь выберемся отсюда…
Каким-то образом я вдруг поняла, что не сплю. И дело было вовсе не в том, что я открыла глаза. Это было другое ощущение. Словно в кромешную тьму, которая наполняла сейчас мою голову, вдруг пробился откуда-то светлый луч и осветил ее глубину.
А разве я открыла глаза?..
Нет. Я их не открывала… Они были открыты. Просто какое-то время (какое?..) я бесплотной тенью парила там, где нет воздуха и земли. И в этот отрезок времени мозг был погружен в полное беспамятство.
А теперь я слышу звуки, голос… А впереди… что это там, впереди?..
— Я не запомнил дорогу… — запричитал парень.
Что это?
Какой-то огонек…
Это похоже… похоже на ларек «Эконом»!
Откуда он здесь взялся?..
Понемногу я начала приходить в себя. Чувство, будто мозги в голове пошатнулись и перепутались меж собою, постепенно стало уходить. Все медленно становилось на свои места.
Я еще раз вгляделась в светящееся пятно. Точно, это «Эконом»!
Руки, ноги и мысли обрели какое-то подобие силы.
— Смотри… — схватила я Степу за рукав, прерывая его нытье.
Он посмотрел, но почему-то в противоположную сторону.
— Оба-на! — раздался удивленный возглас. — А как это?..
— Да не туда! Куда ты смотришь? — я в раздражении повернулась к нему и невольно
Передо мной сияли колонны кинотеатра «Лирика», а справа простиралась освещенная Школьная аллея.
Мы стояли в двух шагах от улицы Менделеева, где я жила.
Рядом притулилась наша «пятерка».
Не найдя слов, Степан только беззвучно ахнул.
Ну и дела! — потрясенно подумала я.
Полностью обессиленные, выжатые до капли, мы молча подошли к машине, забрались в нее и медленно поехали в сторону Менделеева, 10.
Когда мы вошли в подъезд, я резко бросила только два слова:
— Ко мне.
Степа не ответил, но его благодарный взгляд ясно дал понять, что ночевки в квартире покойника он сегодня тоже не выдержит.
Дома Степа по-прежнему был молчалив. После путешествия в «Лабиринт» он очень изменился. Кажется, только теперь он осознал, какая страшная миссия мне предстоит. Он держал меня за руку и когда я заваривала кофе, и когда так же молчаливо клала на блюдечко мягкий аппетитный сыр.
Но у меня, впрочем, как и у повзрослевшего за одну ночь парня, не было никакого аппетита.
Наконец, медленно размешивая сахар в чашке, я произнесла первую фразу.
— В кафе нас не пускают.
Степа сразу понял, о чем я говорю, и как-то нелепо дернул головой, что, видимо, обозначало кивок.
Внезапно мне припомнилось жуткое ощущение того короткого небытия… Как будто я умерла… на какое-то время… Холод, мертвый холод… и кроме холода — ничего…
— Ты стояла, как истукан, — вдруг залепетал Степа. — Ты вдруг стала совершенно ледяная, а глаза у тебя были стеклянные и пустые…
Я содрогнулась от этого воспоминания. И тот же холод легкой волной вновь прошелся по всему телу. И вся моя плоть восстала против того, чтобы еще раз когда-либо вернуться в кафе «Лабиринт».
«Нет, — подумала я, и мысль эта медленно и тяжело легла на дно сердца, — мне это не под силу. Мне очень жаль, дядя Боря, но ты ошибся. Ты выбрал не ту. Во мне не найдется столько сил и мужества, что бы еще раз переступить порог этого заведения…»
При этом мысленном диалоге я внезапно вспомнила трещины на неровных, затертых ступенях кафе. Я видела их так ясно и так близко… Сколько людей сгинуло за этими ступенями?..
«Нет, — повторила я уверенно. — Прости, Борис Тимофеевич. И прощай».
А вслух сказала:
— Пошли спать.
Степа, как робот, поставил чашку в раковину и опять так же дернул головой.
«А он, похоже, уже наполовину там…», — вдруг тонким лезвием прошлось по сердцу озарение.
И все равно…
Я улеглась в постель и в июньскую ночь укрылась сразу тремя одеялами. Казалось, ростки холода тянутся даже под кожу. Дрожа, подняла взгляд на потолок.