Никогда-никогда (др. перевод)

Гувер Колин

Девушка, которую я видимо люблю.

Девушка, которую я, судя по всему, по-прежнему люблю. Я просто хотел бы вспомнить то, что должен чувствовать.

Увидев очевидную связь, которая была раньше, меня еще больше смущает то, что у нее была связь с Брайаном Гайем. Теперь, мысли о нем наполняют меня намного большим количеством гнева и ревности, чем до того, как я увидел нас вместе в этом видео.

Когда мы заезжаем на ее подъездную дорожку и останавливаемся, она выходит не сразу.

Она смотрит вверх, на темный

дом перед нами. Слабый свет в переднем окне, но никаких признаков движения в любом другом месте внутри дома.

– Я постараюсь поговорить с сестрой сегодня вечером. Может быть, получу какие-нибудь идеи о том, что произошло вчера вечером, после моего возвращения домой.

– Наверное, это хорошая идея, - подбодряю я.
– Я проделаю то же самое со своим братом. Может быть, заодно выясню, как его зовут.

Она смеется.

– Хочешь, я заеду за тобой завтра перед школой?

Она кивает.

– Если ты не против.

– Я не знаю.

Снова тишина. Тишина напоминает мне мягкие звуки, которые были в видео, которое до сих пор в моем телефоне, слава Богу. Я буду слышать ее голос в своей голове всю ночь. На самом деле, я с нетерпением жду этого.

– Знаешь, - заявляет она, постукивая по двери пальцами.
– Мы можем проснуться завтра и все будет отлично. Мы можем даже забыть, что произошло сегодня, и все снова будет в норме.

Мы можем надеяться на это, но мои инстинкты говорят мне, что этого не произойдет. Завтра мы проснемся в таком же замешательстве, как и сейчас.

– Я бы поставил «против», - возражаю я.
– Я просмотрю все свои письма и сообщения сегодня вечером. Тебе следует сделать то же самое.

Она снова кивает, наконец поворачивает голову, чтобы встретиться со мной взглядом.

– Спокойной ночи, Сайлас.

– Спокойной ночи, Чарли. Позвони мне, если тебе...

– Я буду в порядке, - перебивает она меня быстро.
– Увидимся утром.

Она выходит из машины и идет к себе домой.

Я хочу крикнуть ей вслед, остановить ее.

Я хочу знать, думает ли она о том же, о чем и я: что значит никогда-никогда?

Глава 7

Чарли

Думаю, если ты изменяешь, то это должно быть с кем-то, кто достоин твоего настоящего.

Не знаю, это мысли старой Чарли или новой. Или, может быть, потому что наблюдаю за жизнью Чарли Винвуд как посторонний человек и способна рассуждать об ее измене, а не судить.

Все, что я знаю, если ты собираешься изменить Сайласу Нэшу лучше, чтобы это было с Райаном Гослингом.

Я поворачиваюсь назад, чтобы взглянуть на него, прежде чем он уезжает и разглядываю его профиль в тусклом свете фонаря позади автомобиля, освещающего его лицо. Переносица не гладкая. В школе, у других ребят были длинные носы или носы, которые были слишком большими для их лиц. Или, что еще хуже, носы испещренные

акне.

У Сайласа взрослый нос. Это заставляет тебя воспринимать его более серьезно.

Я поворачиваюсь обратно к дому. В желудке все переворачивается. Никого не вижу, тихо открываю дверь и заглядываю внутрь.

Чувствую себя незваным гостем, влезающем в чей-то дом.

– Алло?
– зову я.
– Есть кто?

Я тихо закрываю за собой дверь и на цыпочках вхожу в гостиную.

Тут же подпрыгиваю.

Мать Чарли на диване перед экраном Сейнфилд без звука и ест бобы прямо из банки. Я вдруг вспоминаю, что все, что я съела за сегодня это жареный сыр, который разделила с Сайласом.

– Ты голодна?
– спрашиваю сначала ее.

Я не знаю, может она все еще злится на меня или снова начнет плакать.

– Хочешь я сделаю нам что-нибудь поесть?

Она наклоняется вперед, не глядя на меня и ставит свои бобы на журнальный столик.

Я делаю шаг в ее сторону и выдавливаю:

– Мама?

– Она не ответит.

Я разворачиваюсь, чтобы увидеть, как Джанет идет на кухню, с пачкой «Доритос» в руке.

– Это то, что ты ела на ужин?

Она пожимает плечами.

– Тебе что, четырнадцать лет?

– У тебя что, умер мозг?
– стреляет она в спину.

А потом:

– Да, мне четырнадцать.

Я хватаю «Доритос» из ее рук и несу их туда, где пьяная мама смотрит на экран телевизора.

– Четырнадцатилетние девочки не едят чипсы на ужин, - отчеканиваю я, опуская пакет на колени.
– Протрезвей и стань мамой.

Нет ответа.

Я открываю холодильник, но все, что есть внутри - это десяток банок диетической Колы и банка маринованных огурцов.

– Бери свою куртку, Джанет, - решаю я, глядя на мать.
– Идем ужинать.

Джанет смотрит на меня, словно я - говорящий мандарин. Думаю, мне нужно бросить что-то обидное, чтобы соблюсти внешние приличия.

– Поторопись, ты, маленькая какашка!

Она бежит обратно в нашу комнату, пока я ищу дома ключи от автомобиля.

Что за жизнь я веду? И кто это существо на диване? Уверена, она не всегда была такой. Я смотрю на ее затылок и чувствую прилив симпатии. Ее муж - мой отец - в тюрьме.

Тюрьма. Серьезное дело. Откуда мы берем деньги на жизнь?

Вспомнив о деньгах, проверяю свой кошелек. Двадцать восемь долларов все еще там. Этого должно быть достаточно, чтобы купить нам что-нибудь другое, чем «Доритос».

Нахожу ключи как раз, когда Джанет выходит из спальни, одетая в зеленый пиджак. Зеленый, этот цвет ей идет, делает ее менее злым подростком.

– Готова?
– спрашиваю я.

Она закатывает глаза.

– Ладно, мамочка. Найдем что-нибудь пожрать!
– бросаю я прежде, чем закрываю дверь, в основном, чтобы увидеть, попытается ли она меня остановить.