Никогда Никогда
Шрифт:
Что-то внутри него восстало против этих слов. Сколько синяков за все эти годы появилось у него от рук и хвостов этих женщин? Сколько раз его лёгкие горели от нехватки кислорода? Сколько раз он чуть не утонул?
Он много лет рос в этой лагуне и всегда старался держаться на безопасном расстоянии от русалок. Но к концу купания они всегда находили причину его преследовать, особенно по ночам, когда последствия преследования могли стать почти смертельными. Да, кажется, всё в этом месте ночью становилось только ужаснее.
Джеймс никогда точно не мог понять, почему эти женщины так его ненавидят, но, похоже, всё было из-за
Остальные русалки вперемешку сгрудились вокруг той, что выплыла вперёд, образуя пёструю яркую толпу, и Джеймс оглядел их холодным стальным взглядом. В пещере сразу стало тихо, и Джеймс перевёл взгляд на главную русалку. Она дрогнула, её взгляд метнулся от Джеймса к поверхности воды. Джеймс воспользовался появившейся возможностью, рванул вперёд, схватил русалку за шею левой рукой, а правой медленно поднял вверх меч, целясь женщине в горло.
– Я возьму на себя смелость освободить вас от кое-какого имущества, - глумливо произнёс он.
Пару русалок, обойдя группу с боков, дёрнулись в сторону Джеймса, но почти сразу застыли, злобно оскалившись и сверкая глазами. Джеймс оглянулся через плечо. Рядом со штурвалом стоял Старки, невозмутимо взиравший на их стаю, с пистолетом в руке. Он взвёл курок и прицелился в женщину справа от Джеймса.
Русалка в его руках трепыхнулась вполсилы. Но когда Джеймс усилил хватку на её горле, и его пальцы сжались на вишнёво-красных прядях, она замерла и ничего не сказала. Женщина лишь сильнее задрожала, сжала кулаки и выдохнула, и чем больше высыхала кожа, тем меньше чешуек становилось на лице.
Пираты на мгновение замерли, пока Джеймс не развернулся и не проревел:
– И чего вы ждёте, дурачьё? Тащите всё на корабль!
И они потащили.
Когда все сокровища русалок стали перекочёвывать на корабль прямо у них на глазах, одна из беспомощно забившихся в угол женщин не выдержала: она прыгнула вперёд, оскалившись, а её волосы цвета водорослей развивались за спиной. И тогда Джукс выстрелил. Пуля оцарапала её предплечье, и на поверхности кожи выступили капельки лавандовой крови. Джеймс обернулся, и все русалки отпрянули, а лицо нападавшей женщины побледнело ещё сильнее.
После этого, пока более пятнадцати пиратов держали на прицеле русалок, остальные переносили из воды всё, до чего могли дотянуться, и русалки больше не рискнули на них напасть. Всё это время Джеймс за ними наблюдал и старался не обращать внимания на поражённые лица женщин. Когда всё блестящее было вынесено из пещеры и перенесено на корабль, Джеймс забрался на борт.
– Премного благодарен, дамы, - сказал он, приподнимая шляпу и игнорируя чувство вины, маячившее где-то на задворках разума. Испанский Мэйн исчез в туннеле.
В ту ночь Джеймс сидел в каюте капитана, лениво перекатывая дублон в пальцах. Он смотрел спокойно в зеркало, но не видя себя, а просто глядя на зеркало, чтобы не слышать шумного веселья. Он не хотел испытывать чувства вины, переполнявшего его и скрывающегося под маской уравновешенности.
Легкий стук в дверь вывел
– Войдите.
– Капитан, сэр, Капитан, сэр, - Сми сбивался, - думаю, вы бы хотели это заполучить.
Когда Джеймс увидел, что это было, у него отвисла челюсть.
– Сми, где ты достал это?
– Среди сокровищ, сэр. Их там чертовски много, если помните.
Джеймс махнул ему и, не говоря ни слова, забрал предмет из рук Сми. Это была панфлейта. Но не обычная панфлейта, Джеймс сразу же узнал в ней флейту Питера Пэна. Он повертел ее в руках, проверяя, чтобы быть полностью уверенным в этом. Поглаживая зернистую, характерную только для этой флейты, поверхность и разглядывая каждую царапину, полученную за эти годы, Джеймс был полностью уверен. Да, это был предмет, представляющий большую ценность для Питера Пэна, одна из немногих вещей, которыми он особенно дорожил. Джеймс знал, что Питер достаточно сообразителен и сразу же догадается о ее местонахождении, как только русалки разболтают ему о грабеже, учиненном Джеймсом.
Джеймс задумчиво посмотрел на флейту и отпустил Сми взмахом руки. Через несколько минут он последовал за мужчиной наружу и прислонился к темной стене своей каюты, уставившись на флейту.
– Капитан, - произнёс мужчина со слишком длинным носом, который прежде стоял у штурвала. Его голос был похож на карканье ворона.
Джеймс постарался сдержать хихиканье.
– Ты сегодня хорошо справился, - вместо этого произнёс он, и это было чистой правдой.
– Как тебя зовут, пират?
– Флинтвайс, сэр.
Пират не поднимал глаз от пола.
Джеймс хлопнул его рукой по плечу, и Флинтвайс поднял голову и слегка улыбнулся, когда Джеймс продолжил:
– Да, Флинтвайс, ты отлично справился.
Флинтвайс кивнул и поспешил вернуться к сокровищам: цок-цок-цок, стучала его нога о дерево палубы.
Мысли Джеймса снова вернулись к флейте, пока остальная часть команды вела себя, словно обезумевшая. Шум торжества и попойки составляли странный фон для его размышлений. Ему следовало вернуть флейту. Это было самым разумным. Или можно было оставить ее у себя и спровоцировать Питера, чтобы он попытался ее забрать. Возможно, если они хорошо подготовятся, то ему удастся сразиться с мальчиком. И если у него все получится, может быть, он сможет вернуться домой. Выбор был очевиден. Но что самое неприятное - возможность совершить еще одно насилие определенно привлекала его. В конце концов, он все-таки был пиратом.
Глава 12
Следующие несколько «нетландских» дней Испанский Мэйн стоял на якоре. Это время Джеймс провёл, меряя шагами палубу и размышляя в своей каюте. Время от времени он бросал взгляд на флейту, которая, как он надеялся, будет его обратным билетом домой.
И вот однажды ночью, когда Джеймс любовался на темнеющее море, он почувствовал прохладный ветерок. Это был необычный бриз и необычная темнота. Такое сопровождало лишь Питера Пэна. Когда мальчик был зол или в плохом настроении, остров часто это настроение отражал - Джеймс всегда находил это чрезвычайно раздражающим. Но сегодня Джеймс был благодарен этой магии. Он скривил губы в усмешке и развернулся лицом к команде. Зловещая тишина подчёркивала дурное предчувствие капитана.