Николай I Освободитель. Книга 2
Шрифт:
Бойцы поспешили выполнить приказ, мало ли что. Иванютин перекрестился, вытащил из железного короба замотанную в ткань фосфорную спичку, размотал, отвернулся — спички давали яркую вспышку, что в темноте было чревато зайчиками в глазах — и чиркнул палочкой об сапог. Та мгновенно пшикнула и, дав облачко едкого дыма зажглась, осветив подготовленную к запуску конструкцию.
— Ну, с Богом, — поручик наклонился и по очереди поджог четыре пропитанных в селитре шнура, после чего отбросил спичку в сторону и припустил от адской конструкции сам. Бережёного, как говориться, Бог бережет.
— «А не бережённого — конвой стережёт», — мысленно добавил поручик слышанную когда-то от великого князя присказку.
Через несколько секунд маленький огонек, поднимающийся вверх по шнуру,
За первой ракетой ушла вторая, третья и четвертая. Проморгавшись и дождавшись пока звон в ушах немного утихнет, егеря не сильно торопясь собрали установку и отправились восвояси.
Последние два месяца для егерей были очень насыщенные. Полк, рассыпавшись на отдельные размером с роту отряды — как показала практика, даже для батальона найти достойную цель было не так просто — подобно слепням кружил вокруг вражеского войска, перехватывая курьеров, охотясь на фуражиров, устраивая засады и минируя дороги.
От последнего правда пришлось скоро отказаться, поскольку французы приобрели неприятную привычку пускать перед собой несколько десятков русских пленных, чтобы те своими ногами проверяли безопасность пути. Впрочем, и мины к тому времени практически закончились, много из сделать банально не успели.
— Ваше благородие! — К дремлющему в теньке поручику громким шепотом обратился тихо подобравшийся сержант, — обоз. Три десятка конных, полсотни пеших. Фургоны какие-то крытые гонят, много. Видать, чет ценное тащат.
— Интересно, — мгновенно проснулся офицер, сел, тряхнул головой, прогоняя сонливость, прикинул по солнцу время — выходило, что уже за полдень перевалило — и кивнул. — Пойдем глянем, что там за фургоны.
Дорога на этом участке не слишком хорошо подходила для засады: очень уж далеко просматривалась в обе стороны, но тут уж ничего не поделаешь. Во-первых, не везде можно было найти идеальное место, все же изначально дороги строятся так, чтобы мест удобных для разбойников было поменьше, а во-вторых, французы тоже не дураки. Наученные горьким опытом все потенциально опасные места они обшаривают с особым усердием, не стесняясь отвлекать для этого полноценные боевые подразделения легкой кавалерии. С одной стороны — это хорошо — все армии в бою попроще будет, с другой — такие меры, как не крути, изрядно усложняли работу диверсионным подразделениям.
Обоз выглядел странно: слишком много конных, обычно их было раза в три меньше, слишком много повозок как для такого количества бойцов, да еще и тенты вот эти… Что они могут такого вести, чтобы это нужно было накрывать? А главное откуда и куда? Из Витебска в сторону западной границы… Награбленное что ли тащат, что-то особо ценное, но тогда почему охраны так мало? Цель выглядела сладкой… Слишком сладкой, у опытного уже офицера подозрительно заныло где-то в районе затылка.
Своими сомнениями поручик поделился с валяющимся рядом под соседним кустом унтером.
— Так точно, ваше благородие, — мгновенно отреагировал тот. — Странный обоз, подозрительный.
— Думаешь ловушка? — Унтер задумался на несколько секунд, а потом медленно кивнул.
— Сколько под этими тентами можно бойцов укрыть? Если даже по десятку, то это больше трех сотен на круг получается.
— А если еще и пушки-фунтовки на вертлюг поставить, вообще можно очень нехорошо встрять, — согласился с подчиненным поручик.
Возможность появления таких подставных обозов они учитывали еще при подготовке к кампании. Егерей тогда вообще учили думать не только как напасть, но и как от подобного нападения защититься. Великий князь, регулярно приезжавший в подшефный полк и общавшийся не только с офицерами, но даже с нижними чинами, настаивал на том, что победить можно только думая на шаг вперед по сравнению с противником. Однажды их всех собрали в аудитории и предложили мысленный эксперимент: чтобы егеря сделали, если бы оказалось,
— Пропускаем, — после короткого размышления вынес вердикт ротный. — Подождем что-нибудь менее опасное.
ЗЫ. Небольшой бонус за 1.5к лайков.
Глава 5
И все-таки Бонапарт попытался нас обмануть. Взяв большую часть армии, он зашел на Смоленск с юга, а сорок тысяч бойцов под командой Нея направил в обход с севера, чтобы перекрыть дорогу на Москву и отрезать нам пути к отступлению.
19 августа состоялся третий военный совет за последние два месяца, на котором мне правда присутствовать не повезло: я, — впрочем, скорее генерал-майор Инженерных войск Ивашов под прикрытием моего имени — в это время, используя ратников московского ополчения, во всю занимался инженерным обустройством будущего Бородинского поля. О событиях же в Смоленске я узнал несколько позже от, скажем так, непосредственных участников действа.
Было решено отделить от основной армии два корпуса — Дохтурова и Раевского — и казаков Платова, которым в битве за город все равно было тесно, и под командованием Михаила Богдановича отправить их для сдерживания Нея, а основной армией принять бой. Такой вариант позволял сохранить армию даже при неудаче одной или обеих ее частей.
Барклай, забрав пятьдесят тысяч человек увел их на северо-восток, где в районе Духовщины 25 августа и был бит Неем. Собственно, «бит» — это не совсем правильное слово, тем более что стратегическую задачу он выполнил — не пустил самого храброго маршала Наполеона на смоленскую дорогу. Все было бы совсем хорошо, если бы не большие — больше восьми тысяч убитых и раненых — потери, понеся которые Барклай тут же вернулся к излюбленной тактике и, медленно пятясь, 27 августа вернулся на смоленскую дорогу, где соединился с отступающим из-под древнего города Кутузовым.
Старый лис, как это стало понятно изначально, хоть на словах и декларировал желание наступать и бить противника везде, где это только возможно, на практике держаться за Смоленск зубами совершенно не планировал, тем более что против Наполеоновских ста двадцати тысяч у Кутузова было меньше сотни.
Смоленское сражение стало своеобразной калькой Минска и Витебска. В течение двух дней французы атаковали хорошо укрепленные позиции, заваливая трупами каждый метр городских пригородов, превращенных в один большой укрепрайон. 22 августа Наполеон впервые за время кампании в России бросил вперед гвардию, что в общем-то и решило дело. Выбитые из передовых укреплений русские полки не стали контратаковать, а отошли в древнюю крепость. Весь день 23 августа французская армия, понесшая до этого немалые потери, стояла на месте пока артиллерия уничтожала каменные стены города, а когда на рассвете 24 числа передовые роты 23-й пехотной дивизии взобрались на вал, оказалось то русских войск за ним нет.
Победа — если это можно считать победой — далась Наполеону не легко. Десять тысяч убитых, столько же раненных, повисших на ногах завоевателей подобно пудовой гире, но главное — погиб маршал Мюрат, как всегда лично водивший своих кавалеристов в бой и доселе умудрявшийся всегда оставаться целым и невредимым. Вообще потери среди офицеров, в армии превышали все мыслимые и немыслимые пределы, что наводило корсиканца на нехорошие мысли. Собственно, о новых ружьях русских, позволявших стрелять чуть быстрее и с меньшим количеством осечек и новых же патронах, позволявших стрелять чуть дальше, императору доложили буквально после первого же боестолкновения, когда в руки французам попали единичные образцы. Сначала Бонапарт, как истинный артиллерист, считающий именно пушки главным козырем в любой битве, особого значения новинкам не придал, однако уже после Минска вынужден был изменить свое к этому делу отношение.