Николай II (Том II)
Шрифт:
– Это не тогда ли, во время твоей командировки в Кострому со штандартом полка на закладку памятника в честь 300-летия Дома Романовых было? И ты, когда приехал, передал мне благодарность Государыни, что представителя Её полка включили в свиту во время пребывания Их Величеств в Ипатьевском монастыре?..
– А-а! – протянул вспомнивший этот радостный эпизод Пётр. – Тогда толпа в соборе притиснула меня почти на шлейф Государыни, и она очень благосклонно посмотрела на меня… И потом спросила, не тот ли я новенький корнет, который Ей в полку ещё не представлялся…
– Ну вот, видишь, наш улан почти что в случай попал! – хохотнул басом Безобразов. – Смотри не промахнись! Кстати, тебе ещё одно приятное известие: матушка
Офицеры снова встали, со звоном чокнулись бокалами и единым духом их опустошили.
Безобразов сел, откинулся в кресле и, полуприкрыв глаза, видимо, стал вспоминать балы Александра Второго, при котором он начинал службу. Князь тоже откинулся в своём кресле и начальственным тоном принялся давать указания:
– Бал, господин корнет, это для гвардейца не забава, а трудная служба… От нашего полка надлежит прислать десять танцоров, и гордитесь, что вы попали в их число… Но не думайте там веселиться… Помните, что вы состоите в наряде и должны исполнять служебные обязанности… Танцуйте с дамами и занимайте их по мере возможности… Как новичку, скажу вам, что в день бала не рекомендуется пить ничего крепче кваса, не курить и не душиться слишком сильными духами – не всем они могут быть приятны… Строго запрещается держаться группой в одном месте, словно в губернском Дворянском собрании… Помните, что главный манёвр – рассыпаться и охватывать с флангов противни… виноват, дамское общество. И ещё один, теперь сугубо отеческий совет: больше одного танца с девицами на выданье не танцуйте, а не то в глазах света вы сразу станете кандидатом в женихи… Особенно если девица богата и дурнушка…
После этих слов Безобразов словно проснулся, открыл глаза и уставился на Петра.
– В назидание могу вам рассказать историю, которая случилась с моим товарищем кавалергардом, не буду называть его имя, во времена благословенной памяти Императора Александра Второго. На своё несчастье, мой сослуживец, тогда такой же молодой, как вы, корнет, попал на замечание из-за княжны Долгоруковой [86] . Впоследствии она стала морганатической супругой Императора… Так вот, княжна была очень хороша собой, и мой приятель, сам того не заметив, увлёкся ею и провёл около неё целый вечер. На следующий день он стоял в этом кабинете примерно на том же месте, что и вы. Ему было сказано: тебя представили княжне Долгоруковой… Ты мог и, скажем, должен был пригласить её на вальс… Но афишироваться целый вечер? Это просто невежественно!.. Разве ты не знаешь, каково её положение при дворе?.. Ты позоришь полк… Ступай и намотай себе это на ус… К счастью, Офицерское собрание после этого случая не отказало ему в чести носить гвардейский мундир… А ведь могло быть и хуже…
86
Имеется в виду Екатерина Михайловна Долгорукова, с которой император Александр II создал новую семью с тремя детьми (две дочери, Ольга и Екатерина, сын Георгий). Екатерине Михайловне был дан титул княгини Юрьевской (по имени Юрия Долгорукого, к которому восходил её род). Княгиня Юрьевская умерла в Ницце 15 февраля 1922 г. на 75-м году жизни.
У Петра упало сердце. «Неужели они уже знают, что я влюблён в великую княжну Татьяну Николаевну, и хотят меня предупредить таким способом, чтобы я не наделал глупостей на балу?! Да откуда же им знать об этом, ведь я никому, кроме дедушки Ознобишина, не рассказывал об этом, а он меня никогда не выдаст! Наверное, старички свою молодость вспомнили…» – решил корнет и поблагодарил господ генералов за приглашение на бал и за подробную инструкцию о поведении гвардейца в Императорском дворце.
Его командир обратился с каким-то служебным вопросом к Безобразову, отчего корнет заключил, что с ним разговор окончен. Он щёлкнул каблуками, привлекая к себе внимание, и гаркнул:
– Разрешите идти?
Оба генерала поднялись, чтобы пожать на прощанье ему руку. Корнет немало подивился такой вежливости старых служак, но потом вспомнил поучения деда, который говорил, что в свете всегда делаются очень внимательными и любезными по отношению к тем, на кого была обращена монаршья благосклонность. Идя к двери, Пётр потрогал рукой холодный металл знака, который он так и не успел разглядеть, и понял, что неожиданное отличие, назначенное ему каким-то образом самой Императрицей, вероятно, и вызвало этот приступ заботы о нём двух старых придворных генералов.
Следующий день и утро перед балом прошли у Петра словно в тумане. Он машинально выполнял все служебные обязанности, машинально двигался, ел, пил, тренировал свою лошадь в манеже до тех пор, пока луч света не прорезал на минуту этого тумана: адъютант полка вручил ему плотный конверт с вензелем вдовствующей императрицы и красочно исполненным приглашением. На свободное место посреди яркой картинки в русском стиле красной тушью было вписано его имя. При передаче Сашок, намекая на их вчерашний разговор, бросил Петру:
– С тебя дюжину шампанского в Офицерском собрании…
– Две дюжины! – ответил Пётр и вызвал артельщика, чтобы тотчас отдать соответствующее распоряжение. Но, памятуя советы генералов, даже вечером накануне бала он не притронулся к любимому напитку гвардии, вызвав подначки приятелей. Друзья долго к нему приставали, требуя обмыть новенький памятный знак, но Пётр проявил недюжинную твёрдость и отказал всем домогавшимся чокнуться с ним. Его позиция в конце концов была уважена.
Утром генерал повторил инструкции команде, собиравшейся на бал, но Пётр словно оглох. В его голове молотом стучало: «Что будет? Что будет?» Ведь он никак не сможет скрыть от светских кумушек своё истинное отношение к Татьяне Николаевне. Не повредят ли ей в общественном мнении даже самые рыцарские чувства юного корнета?
В лёгких санках лихача примчался он в Аничков дворец за час до назначенного времени. По дороге он боялся, что приедет слишком рано и надо будет ожидать под дверью.
Но дворец сиял всеми огнями, которые только в нём могли зажечь, небольшая толпа стояла у ворот на Невском, несмотря на лёгкий морозец, пощипывавший уши, и глазела на прибывающие кареты и моторы. Бывалый лихач остановил санки на мгновенье у главного подъезда, высадил Петра и тут же освободил место двигавшемуся за ним мотору с княжескими вензелями на дверцах.
У корнета отлегло от сердца, что он не будет единственным гостем в пустой бальной зале.
Лакей в вестибюле, одетый в камзол с позументами и золотыми государственными орлами по красному полю, белые панталоны и чулки, чёрные лакированные башмаки, критически осмотрел корнета, видимо не зная новичка в лицо. Затем он убедился, что к изнанке уланской шинели булавкой приколота визитная карточка с именем владельца, и полушёпотом сказал ему, в каком углу вестибюля он сможет получить свою шинель и головной убор после бала.