Николай II
Шрифт:
Историк Ю. Б. Соловьев называл речь 17 января 1895 года новым изданием манифеста 29 апреля 1881-го, то есть «публично заявленным отказом царизма в чем-либо поступиться своей властью» [46] . Этот отказ был подготовлен — никакого экспромта. И готовил его обер-прокурор Святейшего синода К. П. Победоносцев — составитель манифеста 29 апреля 1881 года, ознаменовавшего начало «нового курса» императора Александра III.
Речь 17 января 1895 года явилась отголоском записки, поданной Николаю II Победоносцевым и одобренной царем. Суть ее — доказать, что самодержавная форма правления должна быть сохранена во что бы то ни стало, в противном случае — «Россию ждет неизбежная гибель вследствие внутренних раздоров и неминуемого распада государства». Открывший для исследователей эту записку Ю. Б. Соловьев справедливо указал, что в ней заключалась квинтэссенция мыслей старого учителя юного царя, его символ веры. То, что Николай II полностью согласился с изложенными Победоносцевым мыслями, видно из царской резолюции, оставленной
46
Начало царствования Николая II и роль Победоносцева в определении политического курса самодержавия // Археографический ежегодник за 1972 год. М., 1974.
Пошел бы Николай II «путем реакции» (как определялось в советское время политическое направление русского самодержавия конца XIX — начала XX века), если бы не Победоносцев? Ответ должен быть положительным: не имея самостоятельной программы действий и четких политических представлений, Николай II был воспитан в глубоком и искреннем убеждении — неограниченное самодержавие есть безусловное благо для России. «Оформить» эти убеждения, облечь их в слова обер-прокурор Святейшего синода и помог своему бывшему ученику. Как ранее для Александра III, К. П. Победоносцев и для его сына стал «духовным восприемником. Через него самодержавие заявило о своих намерениях в манифесте 29 апреля, им написанном, и в речи 17 января, им составленной». Пройдет немногим более года, и Победоносцев оформит свои политические взгляды, выпустив «Московский сборник» — как раз ко времени коронации Николая II. «Сборник» станет его завещанием, подведением итогов многолетней работы его политической мысли, получавшей практическое подтверждение в государственной деятельности. Но это будет в 1896 году. А пока — записка.
«Народ русский живет в своем государе, сознает себя в нем, видит в нем живое воплощение исторического назначения, признает в нем источник своего могущества и орудие своей независимости и своего блага, — писал К. П. Победоносцев. — Это чувство содержит в себе что-то религиозное: соединенное в народной душе с ее приверженностью к Церкви, с общей верой, которая связывает ее с государем, это чувство становится движущей силой самого государя точно также, как и его народа. Согласно пониманию народа, эта связь должна быть единой и неделимой, и власть государя должна быть неограниченной. Вся наша история провозглашает этот принцип и подтверждает его» [47] . Лучше не скажешь: без царя народа нет, понятие это не только политическое, но и мистическое. Связь царя и народа не может быть по-настоящему прочной, если она осуществляется посредством «соединительных звеньев» (назовем их так), то есть когда самодержавные прерогативы препоручаются кому-либо. Чтобы царь это уяснил, Победоносцев усилил свой тезис конкретным заявлением: «…так называемые представители народа есть всего лишь посланцы и прислужники партий, навязанные народу вопреки его воле и врожденному чувству путем интриг, подкупа и насилия». Опираясь на авторитет почившего царя, Победоносцев связал его имя с национальным принципом России, понимаемым как безусловный триумф самодержавной власти. Он припомнил последние годы царствования Александра II, омраченные «внутренними раздорами» и стремлением «взбалмошных умов» найти «исцеление от беспорядка… в парламентских учреждениях», пропев гимн ясному и твердому уму Александра III («память о котором мы лелеем»), упрочившему самодержавную власть и тем остановившему смуту в стране.
47
Начало царствования Николая II и роль Победоносцева в определении политического курса самодержавия // Археографический ежегодник за 1972 год. М., 1974.
Что оставалось делать молодому государю? Быть непоколебимым в отстаивании принципа власти, охраняя ее главную ценность, переданную по наследству самодержавным родителем. И Николай II без всяких сомнений решил заявить об этом публично 17 января. Чтобы не ошибиться, царь положил записанную речь в барашковую шапку (дабы чего не забыть) и зачитал. В подготовленном тексте он, правда, заменил одно слово: вместо «беспочвенных мечтаний» появились «бессмысленные». «Речь была сказана твердым и довольно суровым голосом, — вспоминали современники. — После произнесения этих слов государь повернулся и пошел назад к дверям, из которых вышел. Дворяне, мимо которых он проходил, кричали ура, представители земств молчали» [48] . Но все, кто были на приеме, памятное («бессмысленное») слово, «выкрикнутое фальцетом», заметили и оценили.
48
Савельев А. Л.Два восшествия на престол русских царей. (Из воспоминаний земского деятеля) // Голос минувшего. Журнал истории и истории литературы. 1917. № 4.
Речь сильно критиковали, она не встретила сочувствия даже в близких к трону кругах. Будущий министр внутренних дел Д. С. Сипягин, в 1895 году занимавший пост товарища (заместителя) министра, встречался с одним из депутатов, присутствовавшим на памятном приеме 17 января. В выражениях депутат не стеснялся: «Вышел офицерик, в шапке у него была бумажка; начал он что-то бормотать, поглядывая на эту бумажку, и вдруг вскрикнул „бессмысленными мечтаниями“, — тут мы поняли, что нас за что-то бранят, ну к чему же лаяться?»
История эта быстро распространилась по Петербургу — уже 19 января граф В. Н. Ламздорф в дневнике отметил, что описание провинциальным депутатом поведения царя, «хотя и вульгарное, довольно показательно». Видимо, произошедшее не удивило графа — царь не вызывал у него особых симпатий (как, впрочем, и антипатий). Не вызвало одобрения и поведение молодой царицы — ей ставилось в вину, что 17 января она «держалась совершенно одеревенело и не приветствовала депутации, когда они проходили друг за другом перед Их Величествами». Ни Александр III, ни Мария Федоровна таких саркастических характеристик от лиц из ближайшего окружения не удостаивались. Николай II с самого начала проигрывал в глазах многих из тех, кто был рядом с ним, «творил его волю». Громкое заявление о самодержавии осталось только звуком, фразой, сказанной не вовремя и не к месту, к тому же усиленной указанием на «бессмысленные мечтания».
«Очень немногие восхваляют речь царя, но сожалеют и те, что он это сказал, — отмечала А. В. Богданович в книге „Три последних самодержца“. — Теперь все, кто слышал слова царя, говорят, что видно в нем деспота. Говорят, что слово „бессмысленные“ было прибавлено царем по совету вел. кн. Сергея Александровича. Это на него похоже». Вот так, вместо того чтобы укреплять представление подданных о себе как о бескомпромиссном самодержце, Николай II приобрел славу «деспота». Время шло — и слава росла. В 1907 году, вспоминая свой разговор с П. Н. Дурново, журналист и издатель А. С. Суворин записал в дневнике его слова о царе, произнесенные вскоре после кончины Александра III, — «это будет слабосильный деспот».
Девальвация самодержавного принципа — что может быть страшнее для монархической государственности и олицетворявшего ее абсолютного монарха.
Публицист В. П. Обнинский — современник царя, придерживавшийся либеральных взглядов и считавший его не только неудачным, но и «вредным для страны правителем», писал в очерке «Последний самодержец», что выступление 17 января 1895 года «можно считать первым шагом Николая по наклонной плоскости». Понятно, что для Обнинского, после революции 1905–1907 годов создававшего политический памфлет на последнего царя, история его жизни — сплошное соскальзывание вниз (как в глазах подданных, так «и всего цивилизованного мира»). Но даже учитывая пристрастность Обнинского, стоит отметить: заявление о «бессмысленных мечтаниях» стало вехой в политической биографии Николая II, не встретив «положительного отклика даже в кругах, ближе всего стоявших к власти» [49] .
49
Начало царствования Николая II и роль Победоносцева в определении политического курса самодержавия.
Резко отрицательно отнесся к речи царя и Л. Н. Толстой, 26 января участвовавший в собрании представителей московской либеральной интеллигенции. В мае 1895 года писатель начал даже работу над статьей о «бессмысленных мечтаниях», намереваясь опубликовать ее в России. Вскоре он понял, что цензура не позволит статье увидеть свет, и оставил эту идею. Однако и в незавершенном виде статья Л. Н. Толстого представляет собой яркое публицистическое произведение. Речь, произнесенную царем 17 января, Лев Николаевич сравнил с ситуацией, в которой оказываются маленькие дети: «Ребенок начинает делать какое-нибудь непосильное ему дело. Старшие хотят помочь ему, сделать за него то, что он не в силах сделать, но ребенок капризничает, кричит визгливым голосом: „Я сам, сам“, — и начинает делать; и тогда, если никто не помогает ему, то очень скоро ребенок образумливается, потому что или обжигается, или падает в воду, или расшибает себе нос и начинает плакать. И такое предоставление ребенку делать самому то, что он хочет делать, бывает если не опасно, то поучительно для него. Но беда в том, что при ребенке таком всегда бывают льстивые няньки, прислужницы, которые водят руками ребенка и делают за него то, что он хочет сделать сам, — и сам не научается, и другим часто делает вред». Под няньками писатель имел в виду русскую бюрократию, аттестованную им стаей «жадных, пронырливых, безнравственных чиновников, пристроившихся к молодому, ничего не понимающему и не могущему понимать молодому мальчику, которому наговорили, что он может прекрасно управлять сам один».
Как оценил свое выступление сам царь — мы не знаем; известно только, что речь далась ему непросто: «…был в страшных эмоциях перед тем, как войти в Николаевскую залу, к депутациям от дворянства, земств и городских обществ», — записал он в тот же день в дневнике. А после опубликования речи пошла по рукам прокламация: «Вы сказали ваше слово; вчера мы еще совсем не знали Вас; сегодня все стало ясно; Вы бросили вызов русскому обществу, и теперь очередь за обществом, оно даст Вам свой ответ» [50] . Перефразируя эту прокламацию (приписывавшуюся Ф. И. Родичеву, хотя ее автором был будущий монархист, а в конце XIX века — «легальный марксист» П. Б. Струве), П. Н. Милюков изложил ее суть в двух словах: «Вы хотите борьбы? Вы ее получите».
50
См.: Кизеветтер Л. А.На рубеже двух столетий: Воспоминания. 1881–1914. М., 1997.