НИКОЛАЙ НЕГОДНИК
Шрифт:
– Господину известно мое недостойное высоких ушей имя?
– пленник расплылся в заискивающей улыбке.
– Я много чего знаю, - черт сделал умное лицо.
– Но тем не менее…
– Слушаю и повинуюсь, о величайший! Я простой шайтан из рода Цулувай Хренанны - хранителей сказок, преданий и историй, что уже несколько тысяч лет…
– Понятно - мышь архивная.
– Да, господин. Имя мое - Шахи Ерезад.
– Забавно.
– Это грустно, господин. За малое прегрешение и небольшую кляксу на послании к повелителю Шамбалы меня били бамбуковыми палками по копытам, накручивали хвост на раскаленную кочергу, а потом отправили
– Ага, сняли бронь и на фронт. И теперь прислуживаешь кочевникам? Ты, представитель древней цивилизации, и на побегушках у дикарей? Не понимаю…
– А что делать?
– Вредить, пакости устраивать, - пояснил Глушата.
– Или ты не шайтан?
Восточный бес расплакался, шмыгая пятачком:
– Но я же ничего больше не умею. Вот если только…
– Ну? Договаривай.
– Чужой облик принять могу и держать не меньше месяца.
– Любой? И Вечкана?
– А кто это такой?
– Есть одна сволочь, пойдем, покажу. Заодно и первое задание получишь. Ты же хочешь стать настоящим вольным чертом на службе князя Николая?
– Конечно!
– обрадовался шайтан.
– Если кормить будут. А можно я этого Вечкана потом съем?
– Оголодал?
– Глушата скептически осмотрел тощую фигуру архивного беса и великодушно разрешил: - Да кушай на здоровье, жалко, что ли?
Глава 21
С вывески корчмы посетителям мило улыбались нарисованные в натуральную величину три аппетитно зажаренных поросенка. Талант неизвестного художника был очевиден, но он слишком уж буквально понял название фирменного блюда заведения - "поросенок с хреном". А может быть, именно из-за этого кухня старого Акакия пользовалась в Алатыре определенной популярностью у мужской части населения. Вечерами многие не отказывали себе в удовольствии пропустить чарочку другую в обществе приличных людей или нелюдей. Правда из последних сегодня присутствовали только прибывшие инкогнито черт и оборотень - остальные либо ушли добровольцами в действующую армию, либо сидели по домам, опасаясь редких попыток степняков забрасывать через стены зажигательные стрелы.
Глушата появился поздно утром и сразу поспешил за столик к оборотню, приветливо махавшему рукой. Перед Августом громоздилась груда костей, из которой сиротливо торчали недогрызенные ножки.
– Ты как насчет пожрать? Или дальних родственников в пищу не употребляешь?
– фон Эшевальд смахнул на пол объедки и благодушно кивнул на них местным собакам. Те вежливо покачали головами, но приближаться опасались - чувствовали мощный волчий дух.
– Уважают, заразы. Где шлялся столько времени? Я чуть было с голоду лапы не протянул.
– Заметно, - согласился черт и уселся напротив.
– Серьезно спрашиваю.
– Потом объясню. Да и время выжидал - зачем народ пугать?
– А сейчас?
– Сейчас совсем другое дело. Посмотри на эти добрые и открытые лица.
– Это точно, уже похмелились, а то бы гонять начали, приняв за галлюцинацию.
– С какой стати? Гоняют зеленых и маленьких, а я большой и черный. К тому же из меня настолько реальная галлюцинация, что могу в рыло заехать, - Глушата подмигнул ближайшему соседу. Тот испуганно икнул и поспешил к выходу, оставив на столе несколько мелких монет.
– Чего людей пугаешь?
– укорил Август.
– Из вредности - натура прет.
– Понятно, давая, докладывай.
– Сначала пожрать, - черт поискал взглядом хозяина корчмы.
– Эй, почтеннейший, тут бараны имеются?
Старый Акакий подошел, вытирая о передник мокрые руки и, наклонившись к уху, доверительно сообщил:
– Вам молоденького или постарше? Знаете, мой сосед хоть и в годах, но вполне себе в теле. Прикажете позвать?
– Э-э-э…
– Не беспокойтесь - натуральный баран, тупее Амвросия во всем городе никого не найти. Вы таки его живьем скушаете, или приготовить? Могу пожарить на конопляном масле.
– Не-е-е… - растерялся Глушата.
– Мне бы обычного, травоядного.
– Ягненочка?
– Двух.
– Это мы мигом!
– Акакий бросился прочь, но буквально сразу же появился снова, но уже во главе процессии из трех поварят. Двое несли большие деревянные подносы, а у третьего в руках позвякивала содержимым объемистая корзина.
– За счет заведения!
Черт с недоверием посмотрел на хозяина корчмы и полез в карман жилетки за кошельком.
– Что вы, что вы!
– почти испугался корчмарь.
– Как же я могу взять деньги с такого гостя, почти родственника? Таки это мне придется доплатить за удовольствие лицезреть вашу персону. И ни за что не уговаривайте! И как потом смотреть в глаза дочери, когда она узнает о моем насквозь неблагородном поступке?
Глушата в недоумении посмотрел на Августа:
– Слушай, он точно не больной?
Оборотень неопределенно пожал плечами и смущенно опустил взгляд. Акакий же ораторствовал не переставая:
– Так что даже не напоминайте про восемь, а если считать с вином, то и все двенадцать серпянок.
С чего такая невиданная щедрость? С других деньги тоже не берешь?
– Как это не беру?
– искренне удивился хозяин.
– Разве можно обижать странными обвинениями бедного старика? Вот эти самые ягнятки неоднократно пытались разорить меня непомерными аппетитами, и только появление лучшего друга моего горячо любимого зятя спасло несчастного Акакия от нищеты и позорной смерти под забором. Разве можно великое благодеяние сравнить с какими-то пятнадцатью, нет, восемнадцатью монетами, если считать вино?
Корчмарь даже слезу пустил, бия себя кулаком во впалую грудь одной рукой, а другой ловко откупоривая бутылку. Повисло тягостное молчание, прерываемое бульканьем, которое первым нарушил Глушата:
– Не, я чего-то не понял… какой еще друг горячо любимого зятя? Август?
– Так это… - пробормотал оборотень.
– Помнишь вчерашнюю красавицу?
– Шпионку?
– уточнил черт.
– Она не такая!
– фон Эшевальд стукнул кулаком по столу.
– И я требую… хм… да! Короче, такое дело вот… как честный человек, бывший барон и настоящий боярин…
– Ага, - Глушата прищурил один глаз.
– Таки да?
– Ну… и… вот! Знакомься - это ее родной папа.
– Да ты чо?
– А чо такого? Любовь с ней, а не с ним. Так что кушай бесплатно, в счет приданого пойдет.
– Давайте забудем про какие-то жалкие сорок серебряных серпянок, - жалобно протянул хозяин корчмы.
– В них ли дело?
– Действительно, - согласился рогоносец.
– Только какое отношение имеет любовь к нашей работе?
– Самое непосредственное, - заверил оборотень.
– Сейчас расскажу.