Николай Петров
Шрифт:
Нет ничего лучше, чем быть испорченной насквозь человеком, который убил бы любого, кто причинил мне зло.
Включая моего отца.
Горькое чувство образуется в животе, когда я решаю пойти и поговорить с ним.
— Ах, вот оно, — мягкие карие глаза изучают мое лицо. — Момент принятия решения. Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой?
Звон ложки о миску на время отвлекает меня, когда он подносит к моему рту еще один сочный кусочек.
— Хм. Нет, я думаю, мне нужно сделать это самой.
Может быть, у меня наконец-то хватит смелости задать ему
Он опускает ложку в пустую миску и целует меня в висок, прежде чем поднять и осторожно поставить на ноги.
— Хорошо. Иди, пока не передумала. Мне будет легче сделать то, что должен, зная, что ты смогла попрощаться, — когда он встает, то обнимает меня, а губы щекочут мне ухо. — Его судьба решена, любовь моя. Он больше не сможет причинить тебе боль, в его сердце нет места для перемен. Неважно, что он скажет, пытаясь повлиять на тебя.
— Я знаю. Не представляю, что он может сказать, чтобы оправдать продажу меня этому чудовищу, — прикусив нижнюю губу так сильно, что вкус ванили смешался с металлическим привкусом крови, я спускаюсь по холодным мраморным ступеням в северной стороне дома.
Две пары массивных дубовых дверей закрыты так плотно, что при открытии слышится свист воздуха. Держу пари, это сделано для того, чтобы приглушить звуки.
Холодок поселяется у меня в животе, но не из-за мороженого. Сколько людей зашли за эти двери и так и не вышли оттуда живыми? Может, я и выросла в этой темной жизни, но теперь я замужем за человеком, стоящим во главе всего этого.
Как ни странно, это заставляет меня чувствовать себя в большей безопасности. Он пойдет на все, чтобы защитить меня и свою семью. Я обхватываю руками свой живот, звук моих шагов эхом отражается от каменных стен.
Один из телохранителей Николая сидит за тяжелым столом рядом с зарешеченной дверью.
— Босс сказал, что ты придешь. Если он начнет буянить, просто закричи, — в большой руке появляется ключ, когда он встает,
Мой отец выглядит крошечным в своих кандалах. Я когда-то считала его величественным, но теперь он просто хрупкий, старый, побежденный человек.
Его лицо искажается в злобной гримасе, когда он видит меня входящей в маленькую комнату.
— Почему ты здесь?
Цепи сковывают его запястья, когда он пытается скрестить руки на груди. Они с глухим стуком падают обратно на кровать, и он тихо ругается себе под нос.
— Я просто хочу знать, почему ты хотел обменять меня на Антона.
Яркое воспоминание о том, как его безжизненные глаза встретились с моими, вспыхивает в голове, и по телу пробегает дрожь. Его слова навсегда останутся в моей памяти.
— Это было выгодно для меня, — его взгляд застывает в одной точке на потолке, а побелевшие от напряжения пальцы вцепляются в колени.
Гнев закипает в моей груди. Я хочу ударить его, закричать на него, трясти, пока не получу хоть какой-то ответ.
— Я не понимаю! Почему? Неужели я такая отвратительная? Я твоя дочь! — моя нога сама по себе топает от ярости.
— Нет. Ты не моя, — его слова звучат почти шепотом, но их
Все, что я когда-либо знала, рушится вокруг меня. Пустая боль распространяется ледяными завитками, которые смыкаются вокруг горла, лишая меня голоса. Колени подкашиваются, и я опускаюсь на холодный пол, пока беззвучные слезы затуманивают мой взгляд на мужчину передо мной.
Теперь становятся понятны все эти годы его скрытой неприязни. Дистанция, которую он всегда соблюдал, любовь, в существовании которой я себя убеждала, — все это оказалось лишь иллюзией.
— Твоя мать закрутила роман со своим профессором в колледже. Я чуть не выгнал тебя, когда она умерла, но понял, что ты можешь быть полезной, — холодный взгляд скользит по мне, когда он приподнимает бровь. — Ты должна была купить мне билет в новую жизнь. Но вместо этого… — он поднимается на ноги, его руки сжимаются в кулаки и дрожат от напряжения, на звеньях, приковывающих его к стене. — …ты такая же шлюха, как и твоя мать. Растратила мои инвестиции, и это будет стоить мне жизни. Надеюсь, ты счастлива. Я заботился о тебе после ее смерти. Я одевал тебя, кормил, даже нашел тебе новую мать, — его лицо краснеет по мере того, как слова становятся громче, пока он не переходит на крик. — Неблагодарная! Ты у меня в долгу!
Я от неожиданности падаю назад, когда позади меня открывается дверь.
Николай садится на корточки рядом со мной и прижимает меня к своей груди.
— Он причинил тебе боль? — слова мягко звучат у моего уха, когда он берет меня на руки.
Все, что я могу сделать, это покачать головой. Слезы льются так быстро, что ничего не вижу, а горло сжато так сильно, что боюсь задохнуться, если попытаюсь заговорить.
Не говоря больше ни слова, он несет меня обратно в нашу комнату.
Душный июльский вечер соответствует моему настроению. Гнетущая тяжесть шторма давит мне на грудь, а влажный пот выступает на лбу.
Это дерьмовое складское помещение, в котором мы находимся, тоже не добавляет радости.
О'Коннер направил свою лучшую следственную группу на объекты возле доков, чтобы найти это место. Оно принадлежит Юрию Косковичу через подставную компанию, и идеально подходит для нашей маленькой вечеринки сегодня вечером.
Удобно иметь в своем распоряжении все силы полицейского управления Чикаго. Члены спецназа размещены по периметру, чтобы не допустить прибытия кого-либо из людей Юрия без предупреждения.
И все это под видом тренировочных учений.
Передвижные прожекторы заливают переполненный склад желтым светом, освещая расчлененные останки Антона, элегантно прибитые гвоздями к большим деревянным ящикам, которые сложены почти до самого потолка.
Меня даже не волнует, если часть из этого — мой пропавший товар. Это стоит того, зная, что Юрий получит по заслугам за то, что подорвал мою репутацию.