Николай Самохин. Том 2. Повести. Избранные произведения в 2-х томах
Шрифт:
В четыре часа мы поднялись и, наступая на чьи-то ноги, выбрались из палатки. Под покровом тумана скользнули к лодке. Я сжимал в руках свою берданку и чувствовал себя индейцем, вступившим на тропу войны.
На середине озера Виктор неожиданно схватил меня за руку:
– Видишь?
Впереди чернела еще одна лодка.
– Неужели он? – спросил я.
Виктор молча кивнул. Скоро «гад» открыл стрельбу. Он стрелял отдельными выстрелами и дуплетами, он палил подряд и с интервалами. Мы решили отстать от рьяного стрелка, чтобы дать успокоиться перепуганной дичи. Мы плыли совершенно
Наконец Виктор, доведенный до отчаяния, завизжал, как какой-нибудь абрек, и дважды выпалил в воздух.
Немедленно на берегу зашевелились кусты и показалась тощая фигура в непомерно больших сапогах. Фигура окинула нас подозрительным взглядом и приглушенно спросила:
– Вы не моего подранка бьете?
– Нет, – скупо ответили мы.
Наша первая утка. Странные рыбаки
Это был маленький нахальный чирок. Он поднялся впереди нашей лодки и полетел поперек озера. Виктор вскинул свой «Зауэр – три кольца» и выстрелил. Чирок кувыркнулся и, теряя перья, шлепнулся в воду. Но он не остался лежать неподвижно, а бодро поплыл к противоположному берегу. Виктор приложился и выстрелил еще раз. Чирок замер. Мы подплыли к нему со всей осторожностью, на которую были способны. Когда я притабанил, а Виктор свесился за борт и протянул руку к маленькому серому комочку, чирок неожиданно нырнул.
Он оставался под водой минуты три. Я вертел головой, наблюдая за водной поверхностью, а Виктор лихорадочно перезаряжал двустволку. Чирок вынырнул метрах в двадцати от лодки, у самого берега. Виктор грохнул по нему дуплетом. Потом он отбросил «Зауэр», схватил мою берданку и для верности выпалил еще раз. Теперь чирка можно было брать голыми руками. В нем сидело по крайней мере полкило дроби.
После такой охотничьей удачи мы облюбовали на берегу зеленую лужайку и решили перекусить Под маленькой копной сена мы расстелили плащ и выложили на него свои скромные припасы. Недалеко от нас, чуть ближе к воде, сидел на корточках круглый бритоголовый человек и, сладко щурясь, раскладывал на газете малосольные огурчики и жареную рыбу. Вероятно, человек тоже собирался обедать.
– Ну как, охотники? – словоохотливо спросил он и, не дожидаясь ответа, заявил: – Пустое это занятие – осечки, недолеты, перелеты. То ли дело рыбалка: поплевал на червячка, закинул и…
– Кузьмич! – крикнул он своему товарищу, расхаживающему вдоль берега. – Проверь-ка удочки!
– Есть! – с готовностью ответил Кузьмич и схватился за крайнее удилище.
– Попалась! – сообщил он через секунду, выуживая бутылку московской водки.
– И никаких тебе перелетов, – закончил наш сосед.
– Ого-го! – ликовал тем временем Кузьмич, выволакивая из воды круг копченой колбасы.
– Может, присоединитесь? – подмигнул нам бритоголовый, похлопывая по бутылке. – Для верности глаза, а?
Мы вежливо отказались.
– Ну, как хотите, – сказал он и звонко вышиб пробку.
В это время над нашими головами тяжело пролетели два крякаша и опустились за излучиной озера.
Виктор схватил ружье. Я сгреб в кучу плащ вместе с припасами, и мы бросились к лодке…
Тайна черного спаниеля
Спасаясь от конкурентов, мы выплыли в маленькое озеро, со всех сторон окруженное низким кустарником. Ни на поверхности озера, ни на берегах его не было ни души. Только в одном месте скромно сидел вчерашний старичок в панаме и читал старый «Огонек». У ног старика, свернувшись клубочком, лежал черный спаниель.
– Вот, – сказал Виктор, – здесь нам никто не помешает. – Дед этот, разумеется, не в счет, у него даже ружья нет.
Именно в этот момент раздалось знакомое «фить-фить-фить» и следом грянул выстрел. Утка, которая облюбовала себе это озерко, шарахнулась в сторону. За первым выстрелом последовал второй, потом третий, четвертый, пятый…
Стреляли по всему периметру: озеро было обложено капитально. Наконец, какой-то шальной заряд достал бедную утку – над озером повис пух. Пока утка падала в воду, смертоносная дробь еще дважды продырявила ее маленькое тело. Останки утки упали в заросли камыша. Тогда над кустами показались головы охотников. Приложив ладони ко лбам, они долго рассматривали воду, но так ничего и не увидев, замаскировались снова.
И тут произошло обидное для всех честных охотников событие: черный спаниель поднялся, неторопливо почесал задней лапой за ухом и прыгнул в воду. А через несколько минут он уже стоял перед хозяином, держа в зубах растерзанную утку.
В кустах раздался дружный зубовный скрежет, и кто-то невидимый в тумане тоскливо крикнул:
– Морду надо бить за такие штучки! Старичок продолжал читать, будто это его вовсе не касалось.
Костры на берегу
Возвращались мы поздно вечером. Хотя наши рюкзаки и патронташи стали значительно легче, путь до пристани показался вдвое длиннее. Несколько раз мы останавливались на привал. Виктор выбирал пригорочек посуше, ложился на спину и поднимал вверх ноги. Он утверждал, что усталость от этого как рукой снимает. Я тоже старательно поднимал ноги и даже болтал ими в воздухе, но усталость не проходила.
На высоком берегу Оби горели костры. Вокруг костров дымили папиросами охотники. В стороне от всех сидел старичок в панаме. Рядом с ним на траве лежал туго набитый мешок, а возле мешка растянулся черный спаниель.
Нам не надо было прятать своего крохотного чирка. Это была честная добыча. Поэтому мы гордо прошли мимо старика в панаме. Виктор будто нечаянно зацепил его рюкзаком, а я наступил на лапу черному спаниелю.
СТАРЫЙ ДОМ
Дяди-Федина идея
Однажды, в тихий послеобеденный час, в одной из комнат нашего дома с печальным вздохом отвалился большой кусок штукатурки. До этого дом считался не таким уж плохим. Отвалившаяся штукатурка словно послужила сигналом: начали проседать подоконники, двери почему-то перестали закрываться, из-под пола потянули сквозняки. По ночам дом таинственно потрескивал, по-змеиному шурша, осыпалась со стен известь.
Через две недели жильцы устроили общее собрание. Прозаседали до десяти часов вечера и решили написать в райжилуправление: пусть там дадут команду в строительный участок на починку дома. И тут всех смутил бывший десятник, а теперь кладовщик рыбной базы дядя Федя.