Никому о нас не говори
Шрифт:
— Всё. Уже бросил, — он послушно откладывает электронную сигарету в сторону и улыбается: хитро так, нагло… — Кстати, предлагаю практиковать секс при дневном свете чаще. Тогда я вижу каждую твою эмоцию, когда ты кончаешь…
— Да Тим! — возмущаюсь я и густо краснею за доли секунд, а заодно снова пихаю под пледом ногу Тима.
— Ай! — Он дёргается и прижимает меня к себе крепче. Свободной рукой ныряет под плед и пальцами проходится по моим рёбрам. — Дерёшься, значит? — мило угрожает Тим.
—
И под пледом происходит самая настоящая борьба наших голых тел. Нежные укусы, рычание сквозь хохот… Я сама не замечаю, как оказываюсь сверху на Тиме. Скольжу пальцами по его шее, животу, рёбрам…
— Сдаюсь! Не надо! — Тимур уже пищит как девчонка и ёрзает подо мной, пытаясь закрыться. — Пожалуйста.
— Боишься щекотки? Боишься? — зловеще хохоча, пощипываю ему бока. — Так вот как тебя можно победить на ринге!
— Всё! Всё, — задыхаясь от смеха, пыхтит он. Улучив момент, Тим хватает меня, прижимает к себе и обездвиживает.
Я падаю ему на грудь. Спутанные волосы рассыпаются по моим плечам, спине и рукам Тимура, укрывая нас вместо пледа. Оба судорожно и неровно дышим, всё ещё смеясь. Пытаемся восстановить пульс. Я слышу, как громко бьёт в рёбра сердце Тима.
— Ты для меня больше, чем просто секс, — вдруг резко выдыхает он.
Эти слова обжигают мне не только макушку. Жар обрушивается на меня ударной волной.
Поднимаю голову и, широко распахнув глаза, смотрю на Тима: на его раскрасневшееся от смеха и щекотки лицо. Но он лишь удивлённо приподнимает брови.
— Что? — усмехается с глубоким спокойствием в глазах.
— Ничего, — шепчу я. Сердце заходится в таких бешеных ударах, что больно в груди.
Я обхватываю лицо Тима ладонями и буквально впиваюсь в его улыбающиеся губы поцелуем.
Наверное, так ощущается счастье, да? В груди у меня словно миллионы крошечных кристалликов. Они покалывают. Жгут. Щекочут. Даже эта убогая веранда кажется теперь уютнее и теплее. Мне хочется сжать Тима так крепко, чтобы у него захрустели рёбра. Но он делает это первым.
Обнимает меня с такой силой, что в лёгких становится мало воздуха. По моей спине, плечам, шее скользят ладони Тима. Одну из них он запускает мне в волосы, сжимает затылок, делая наш поцелуй ещё глубже.
Вот так бы и лежала, прилипнув к сильному и тёплому телу Тимура. Ничего не надо. Лишь его жадные поцелуи и…
— Аня!
Знакомый, слишком знакомый голос — как молотом по голове. Розовый и сладкий мир, в котором я только что находилась, схлопывается.
Я резко
Ещё до того, как повернуться, я вдруг понимаю, что всему пришёл конец. Вообще всему… Моей жизни точно.
Я всё ещё сижу верхом на Тиме, когда выпрямляюсь и, закрыв руками свою голую грудь, оборачиваюсь туда, куда смотрит он.
Там, на пороге веранды, в распахнутом пальто, из-под которого видна нежно-голубая форма медсестры, так же прижимая к груди смятый шарф, стоит моя мама…
Глава 46
Глава 46
Я не знаю, куда мне деться. Мое тело словно окаменело, а в глазах мамы ужас. Она бледнеет с каждой секундой, будто готова упасть в обморок, но успевает спиной подпереть дверной косяк и остаться на ногах. Слышно, как из её лёгких со свистом вырывается воздух…
Я выхожу из ступора, когда Тим осторожно отодвигается от меня и тянется за своими вещами, скинутыми с дивана на пол во время наших развлечений. Я тоже принимаюсь хаотично искать своё бельё и одежду. Трусы, топ, джинсы — натягиваю всё на себя трясущимися руками, заодно пытаясь прикрыть собой Тимура, у которого только один выход – одеться под пледом.
Но вот со своей толстовкой я справляюсь с трудом. Замок никак не поддаётся. А мама уже направляется ко мне. Ужас в её глазах сменился яростью.
Бросив попытки застегнуть замок, я поднимаюсь на ноги. Босые стопы сразу же становятся ледяными, едва соприкоснувшись с полом.
— Мама, только не кричи, — умоляюще начинаю я. — Пожалуйста. Я понимаю, как это всё выглядит…
Но звонкий шлепок оглушает меня. К левой щеке как раскаленный металл приложили. Я зажмуриваюсь от боли. А потом эта же боль простреливает под рёбра, выбивая всё дыхание из лёгких. Мама только что отвесила мне хорошую оплеуху.
— Дрянь, — громко цедит моя мать. — Понимает она…
Я распахиваю глаза, и всё плывет перед ними, слёзы уже ручьями стекают по моим щекам… И неимоверно глупая мысль проскакивает у меня в голове. Может, Петрова действительно имеет право так злиться за мою пощечину? Ведь это так… тошнотворно унизительно… Так больно. В груди всё горит…
Смотрю на маму через пелену слёз, и у меня нет сил даже приложить ладонь к горячей щеке. Я просто медленно оседаю обратно на диван. А Тимур, наоборот, подрывается с него, успев натянуть только джинсы.
— Эй, вы в своем уме?! Успокойтесь!
— Я успокоюсь! Сейчас я успокоюсь. В полицию тебя сдам и успокоюсь. Господи, где же мой телефон… Кошмар какой… Как же это… Как же… — словно заведённая повторяет мама, хаотично шаря руками то по внешним карманам пальто, то по внутренним. А потом резко замирает. И так же резко переводит взгляд на меня. — А я как чувствовала, что не надо было нам переезжать. Ты же испортилась! Ты убила меня, Аня! Понимаешь? — Она выставляет вперёд свои трясущиеся руки, а её шарф падает на пол.