Никому о нас не говори
Шрифт:
Я уже отсчитываю минуты, когда смогу вернуться домой, залезть под одеяло и опять жалеть саму себя.
Телефон на моём столе оповещает о пришедшем сообщении. В груди вздрагивает сердце с глупой надеждой. Но я сразу же тушу её, бросив на своё отражение сердитый взгляд, — нельзя вечно так дёргаться от звонков и эсэмэсок.
Взяв телефон, вижу на его экране сообщение от Сони.
«Через пять минут буду у твоего подъезда. Номер такси 567».
Ещё раз смотрюсь в зеркало, заставляю себя
— Мам, я уехала, — кричу из коридора, когда ищу среди верхних вещей на вешалке своё пальто.
И мама тут как тут. Появляется из гостиной.
— Ты точно едешь туда с Соней?
— Точно, — бормочу я, перебирая куртки и пуховики.
А ещё жалею, что мой домашний арест чудесным образом отменился. И зачем я только ляпнула, что обязательное присутствие на студенческой весне — это приказ деканата?
— Во сколько будешь дома? — спрашивает мама.
Найдя своё старенькое серое пальто я стягиваю его с вешалки и поворачиваюсь к родительнице.
— Не знаю. Думаю, часа через два, — жму плечами и ловлю на себе изучающий мамин взгляд.
Она прямо-таки неотрывно осматривает меня с головы до ног. Потуже затянув пояс своего домашнего халата, мама хмурится.
— Что-то мне не нравится, как теперь сидит на тебе это платье. Стало слишком обтягивать. Как-то вызывающе. Наверное, ты поправилась с момента выпускного, — придирчиво произносит она, пока я накидываю себе на плечи пальто. — Может, наденешь что-то другое? — предлагает задумчиво.
Непонимающе округляю глаза и даже осматриваю себя сама, опустив взгляд. Она серьёзно?
— Что другое? Это единственное чёрное платье в моём гардеробе.
— Ань, оно сильно тебя обтягивает. Это действительно вызывающе, — мама ставит руки в бока.
Под её недовольно оценивающим взглядом хочется скукожиться. Я в замешательстве поправляю на себе платье. Даже начинаю перебирать в голове, что ещё есть в моём шкафу, но почти сразу понимаю: да какая вообще разница, как я буду выглядеть на этом весеннем балу? Кому я там нужна-то? Резко запахнув полы пальто, я забираю с тумбочки клатч и твёрдо заявляю:
— Извини, мам, некогда. Соня в такси ждёт.
А она уже раздражённо вздыхает:
— Только будь на связи. И прилично себя веди.
— Мам, — закатываю глаза. — Это студенческая весна. Там будет весь ректорат и даже губернатор.
— Тем более. — Мама целует меня в висок, а я наконец выхожу из квартиры и спешу в такси к Соньке.
***
— А у тебя попа, оказывается, прям такая… сочная, — вдруг говорит Соня, когда снимаю с себя пальто и отдаю его гардеробщице.
Забрав у неё номерок, я удивлённо кошусь на Трофимову с распущенными по плечам локонами, в блестящем чёрном платье с рукавами-фонариками, струящемся до самого пола, а потом снова принимаюсь осматривать саму себя. Даже хмуро заглядываюсь на свою на пятую точку и вспоминаю слова
— Думаешь, слишком вызывающе?
— Ты что? — восклицает Соня. — Наоборот, это классно. Правда, я бы ещё какие-нибудь аксессуары надела. И макияж поярче.
Я отмахиваюсь от слов Трофимовой, а она тут же дует накрашенные губы. Но нас обеих отвлекает звук фанфар, доносящийся из актового зала. Я, Соня и все те, кто ещё толкается в вестибюле нашей академии, одновременно поднимаем взгляды на огромные настенные часы.
— Чёрт! Уже ровно четыре. Кураторша нас убьёт, — сетует Сонька.
И мы без лишних разговоров, стуча каблуками, спешим по украшенным коридорам и лестницам академии в актовый зал.
На его входе нас встречает металлоискатель и два охранника по обеим сторонам от него. Всё серьёзно. Меня и Соню отмечают по фамилиям и выдают одинаковые чёрные ажурные маски. Трофимова радуется, что они не дешманские, а я скептически верчу свою в руках.
Ловлю себя на мысли, что вещица хоть и неплохая, но вот она точно выглядит вызывающе. Мама бы не одобрила. Но выбора нет. Таков сегодняшний дресс-код.
Аккуратно надеваю на голову и опускаю её себе на глаза, а Соня уже распахивает перед нами тяжёлые шторы, закрывающие вход в актовый зал.
Очутившись там, первые секунды я даже не узнаю пространство. Ряды кресел убраны, с потолка свисают блестящие нити и диско-шары, шторы на огромных окнах наглухо задёрнуты и украшены серебристыми гирляндами. Свет софитов приглушён, но весь актовый зал, заполненный студентами и преподавателями, как новогодняя ёлка: всё мигает, светится и искрится. Вокруг шум, гам и громкая музыка.
Я теряюсь в этой какофонии мерцающего света и звука, а вот Сонька сразу подхватывает меня под руку и тащит вперёд.
Мы пробираемся куда-то через толпу студентов. Все одеты строго по дресс-коду: девушки в чёрных платьях, парни в костюмах с белой рубашкой. Но лица и тех и других тоже в масках.
Я словно оказываюсь в царстве клонов. Не могу зацепиться взглядом ни за одно знакомое лицо, даже когда Соня притаскивает нас к нашей группе. Мои наряженные одногруппницы и одногруппники неузнаваемы. К своему удивлению, а потом и облегчению, не могу выловить взглядом ни Петрову, ни её подружку. Если они забили на приказ ректора об обязательном присутствии на этом мероприятии, то это даже прекрасно.
Куратор в чёрном платье и такой же, что и у всех девушек, ажурной маске, отмечает нас уже в своём списке и наказывает всем улыбаться и вести себя прилично, ведь на сцену выходит наш ректор.
В зале мгновенно воцаряется тишина. Торжественная часть мероприятия началась.
То ли моё внутреннее состояние тоски и апатии так влияет, то ли действительно это всё проходит скучно. Около получаса, не меньше, мы слушаем нудную речь ректора об истории нашей академии. Естественно, прерываясь на громкие аплодисменты.