Никому о нас не говори
Шрифт:
— Тебе сообщение, — констатирует она.
Я бледнею. И с ужасом наблюдаю, как мама смотрит в экран моего телефона. Ведь там в уведомлениях видно и отправителя, и содержание сообщения. Леденящая мысль проскакивает у меня в голове. А что, если это Тимур? Что, если он написал мне по поводу вчерашнего?
— Дай телефон, — срывающимся голосом прошу маму.
— Соня пишет, что сегодня придёт на пары, — спокойно заявляет она.
Я чувствую облегчение, но следом ядовитый укол обиды. Это
— А. Да, — выдыхаю я. — Она болела.
— А ещё спрашивает, в каком платье ты поедешь на студенческую весну. Ты собираешься на дискотеку? — мама поднимает на меня взгляд. И по её глазам вижу, что эта информация ей не по душе. — Почему мне не сказала?
Потому что я всё это время думала о парне, что прячу на нашей даче. Но, конечно же, говорю иное:
— Из головы вылетело, — пожимаю плечами. — Всех первокурсников обязали быть на этом мероприятии.
Мамины губы становится одной недовольной линией.
— Ну раз обязали. И когда оно?
— Завтра.
— И в чём ты планировала идти?
— Там дресс-код. Девочки должны быть в чёрных платьях.
— Отлично. Твой выпускной наряд может подойти. Надо подумать над причёской. Должно быть что-то невычурное…
— Мам, можно телефон? — повышаю голос и протягиваю ей раскрытую ладонь. — Я уже ухожу.
Мама несколько секунд смотрит на меня, потом заглядывает мне в тарелку с почти нетронутой овсянкой.
— Ты что-то плохо поела, — холодно отмечает она.
— Некогда. Я опаздываю, — выдыхаю нервно и не свожу глаз со своего гаджета, зажатого в маминых руках.
Она наконец протягивает мне телефон. А я, схватив его, натянуто улыбаюсь, подрываюсь из-за стола и выхожу из кухни.
***
— Анька! — за моей спиной по коридору летит крик, а потом меня буквально едва не сносят с ног.
Соня подлетает ко мне с жаркими объятиями. Сжимает руками так, что перехватывает воздух в лёгких.
На мгновения моё паршивое настроение отступает. Я позволяю себе искренне улыбнуться и так же крепко обнять Трофимову в ответ. Сонька отодвигается от меня и одаривает светящимся взглядом.
— Не поверишь, что я осознала! Лучше я буду просиживать зад на парах, чем полоскать горло календулой. Ангина — это такая дрянь, — она показательно морщит нос.
— Рада, что ты выздоровела! — смотрю на сияющую Соню и даже где-то жалею, что болела именно она.
Вон какая: румяная, радостная…
Заболей я, возможно, не наделала бы никаких глупостей и сейчас могла бы улыбаться не через силу. А Соня уже подхватывает меня под руку и тащит к аудитории.
— Рассказывай. Как дела? Что нового?
—Я прячу Тимура Горина у себя на даче, спала с ним под одним одеялом, была на его боях, а потом
— Аня… — Получаю ты лёгкий удар в бок.
— А? — поворачиваюсь к Соне.
И на меня с удивлением и недоумением смотрят два широко распахнутых глаза.
— Я спрашиваю, что нового было здесь? Чего молчишь? — с нотками обиды произносит Трофимова.
А я понимаю, что ответила на вопрос Сони где-то в своих мыслях.
— Да ничего, — равнодушно жму плечами. — Конспекты, лекции.
— А Петрова и Красно?
— А что они? Их тоже почти неделю не было, — мой ответ звучит одновременно со звонком на пару.
Мы как раз успеваем подойди к дверям аудитории. Сонька заходит туда первой и тут же бросает мне через плечо вполголоса:
— Зато сегодня обе здесь.
А мне можно было и не уточнять. Блестящее и яркое сложно не заметить. На Полине тошнотворно-розовый пиджак, а у Красно теперь новая причёска. Она выкрасила несколько прядей волос в разные цвета радуги. И обеим уже с утра весело: они в голос о чём-то откровенно ржут.
Боже. И почему эти курвы не поступили куда-нибудь в цифровое? А может, есть университет тиктокеров?
Проскальзываю на соседний ряд следом за Соней, которая заняла нам свободную парту. Сегодня у нас две пары философии подряд. Преподаватель уже в аудитории. Он встаёт за кафедру, а группа замолкает.
Преподаватель пофамильно двигается по списку, проверяя наличие докладов. Честные студенты идут отвечать к доске, а ленивые получают минус баллы в рейтинг. Так и проходят пары одна за одной. К концу второй очередь доходит и до меня.
Правда, свою фамилию я слышу не сразу. Уже на второй минуте первой пары я скрываюсь в своих мыслях. Разве можно думать об истоках античной философии, когда почти каждую секунду жду в телефоне сообщение от Тимура?
— Просветова, ау? — Преподаватель стучит ручкой по столу, а Сонька толкает под партой ногой, заставив меня встрепенуться.
— Да. Фёдор Семёнович. Я здесь.
По аудитории раздаются смешки.
— Вижу, что вы здесь. Отвечать будете? — преподаватель поглядывает на меня поверх своих очков.
— Иди уже… — тихо бубнит мне Соня, подталкивая встать. — Сейчас же минус влепит.
Взяв свой доклад, я неуверенно иду к кафедре. Пытаюсь хоть что-то вспомнить из того, что написано на моих листах и о чём сейчас должна идти речь. Тщетно. В моей голове теперь об этом ничего. Как ветром сдуло.
Поэтому, когда оказываюсь за кафедрой и кладу на неё доклад, понимаю, что придётся просто читать.
— Основы философии Фалеса Милетского, — хрипло начинаю я. — Фалес…
— Фаллос, — раздаётся откуда-то с задних рядов, а я запинаюсь.