Никому о нас не говори

Черничная Алёна

Резко разворачиваюсь на пятках и рвусь на выход.

— Аня! — врезается громкое мне в спину, но мои пальцы уже сжимают и дёргают ручку двери номера.

По коридору третьего этажа несусь к лестнице, со страхом ожидая, что услышу за собой шаги Тимура. Понимаю, что это как-то глупо и истерично, но ничего поделать с собой не могу. Паническое чувство стыда гонит меня, будто бы розгами хлещет. Да. Именно паническое.

В груди горячо. Руки и ноги трясутся. По ступенькам вниз сбегаю чуть ли не кувырком.

Девушка на

ресепшен, кажется, что-то выкрикивает мне вслед. А я даже не слышу. Выбегаю из этой гостиницы сама не своя. Только далеко убежать всё равно не выходит.

Я торможу буквально в нескольких метрах от её дверей. Прохладный ночной воздух кое-как отрезвляет жар, опаляющий моё лицо и душу, а инстинкт самосохранения остужает пыл бежать куда глаза глядят. Я вовремя осознаю, что сейчас нахожусь одна посреди слабо освещённой фонарями улицы, чёрт его знает как далеко от дома.

Прислоняюсь спиной к шершавым кирпичам стен гостиницы и достаю из кармана телефон. Заказываю такси и жду его всё там же. Не двигаюсь с места. Дышу ртом и вгоняю в лёгкие сырой ночной воздух так, будто бы он сейчас закончится на этой планете.

Но то и дело бросаю взгляд на двери гостиницы. Я даже не знаю, боюсь ли я, что в них появится Тимур, или же теперь хочу этого…

Такси подъезжает ко мне меньше чем через пять минут, а из гостиницы так никто и не выходит.

На плохо гнущихся ногах подхожу к машине. И я, наверное, совсем лечу с катушек, потому что ощущаю на себе взгляд. Только на улице, кроме меня, никого. Не знаю зачем, но я поднимаю голову. Смотрю на тёмные гостиничные окна.

Господи, ну я и дура! Неужели я и правда думаю, что сейчас Тимур будет стоять где-то там и смотреть?

Мотнув головой, стискиваю зубы и наконец сажусь в такси, оставаясь наедине с жутким ощущением своей тупости.

***

Утро ужасно. У меня нет сил встать с кровати. Тело как свинцовое. Я с трудом распахиваю глаза после звонка пятого будильника и крика мамы, уже вернувшейся с дежурства, откуда-то из глубин квартиры.

— Аня! Вставай! Занятия уже через час, а ты всё ещё лежишь.

А я бы так и лежала дальше. Делала вид, что, кроме этой комнаты и моей кровати, мира больше не существует.

Потому что я знаю, как себя вести здесь. Можно повернуться на другой бок, закрыть глаза и снова провалиться в сон. Или встать, походить по спальне, взять с полки книгу и отлично провести с ней время, устроившись на той же кровати. А как вести себя с сегодняшнего дня за пределами своей комнаты, я не знаю.

Говорят, что утро вечера мудренее. Врут. Никакой мудрости мне не прибавилось.

Вернувшись домой, я так и не смогла нормально уснуть. Сон смешался с реальностью. Мне снился Тимур и бои. А ещё снился наш поцелуй.

Точнее, мой. Только мой поцелуй.

Раз за разом я просыпалась на этом моменте, когда мои губы касались его губ. Просыпалась с ощущением, как что-то сжимается

в груди. Открывала глаза, хватала телефон, видела пустой экран и сразу же отключалась, ныряя в минуты, что отпечатались в моей памяти, когда я наблюдала за боем Тимура.

И так раз за разом. Всё по кругу. Спала так плохо и нервно, что футболка моей пижамы влажная. Кажется, я даже потела во сне.

Поэтому сейчас я заставляю себя хотя бы просто сесть на кровати. Спускаю ноги на пол и касаюсь левой, босой стопой чего-то прохладного. Бросаю взгляд вниз. Мой телефон!

Игнорирую жуткую тяжесть в мышцах, быстро наклоняюсь и беру гаджет в руки. Не с первого раза отёкшими пальцами снимаю блокировку с его экрана.

Сердце пропускает удар. Ничего. Ни звонка. Ни сообщения. Горечь разочарования стискивает горло. Тимур ничего не написал.

Прикрываю глаза, к которым уже подкатывают жгучие слёзы.

Кажется, вчера я всё испортила. Неужели я могла подумать, что, поцеловав Тимура, получу на это ответ? Какой идиоткой нужно быть, чтобы полезть к нему со своими чувствами? Как я вообще позволила себе влюбиться в Тима? Когда я это сделала?

Чего я ждала? Хеппи-энда? Жарких объятий и признаний?

— Аня! — слышится недовольный крик мамы из-за двери спальни.

Втягиваю носом воздух и сжимаю телефон в ладони. Главное — не пустить слезу при маме.

Все утренние сборы и процедуры я совершаю на автомате. Принимаю душ, чищу зубы, стягиваю волосы в тугой хвост на затылке и даже не глажу помятую рубашку в клетку. Просто надеваю её на себя, заправив в чёрные джинсы.

В голове какая-то вязкая каша. Примерно такая же, которую мама ставит передо мной на завтрак. Я просто мешаю её ложкой не в силах запихнуть в себя ни грамма. Так и сижу, сгорбившись над несчастной тарелкой.

— Как переночевала? — а вот мама с удовольствием уже доедает овсянку.

— Хорошо, — отвечаю вяло и всё-таки засовываю в рот ложку каши.

Приходится давить рвотный рефлекс, когда проглатываю овсянку. И, видимо, это слишком заметно отображается у меня на лице.

— Ты не заболела? — мама сразу же становится обеспокоенной. — Выглядишь не очень.

Я едва не хмыкаю вслух. А как должна выглядеть та, кто вчера раскрыла свои чувства, но так ничего и не получила в ответ?

— Не выспалась, — отвечаю маме.

— Сериалы поди опять свои полночи смотрела, — бурчит она. — Сегодня сколько пар?

— Две.

— Значит, придёшь примерно часам к двум. Я как раз посплю после дежурства, а потом мы…

Но рассказ о маминых планах прерывает мой завибрировавший телефон на углу стола. Два кратких «вж», означающих входящие сообщения.

Я словно удар током получаю. Сразу же вздрагиваю, а сердце подпрыгивает в груди. Кидаю взгляд на телефон, только вот заглянуть на светящийся экран не успеваю. Мой смартфон оказывается в руках у мамы.