Никто не умрет
Шрифт:
Дошла и ушла тут же. То ли я угадал про карты — во ужас-то, — то ли Юсуп Баширович решил, что ругать и воспитывать меня за прогулки по морозу бесперспективно — по крайней мере, пока я в таком состоянии. Заведенный, в смысле. А я заведенный, да.
Он коротко отчитал меня за то, что я толком про родителей не объяснил — как будто я не старался, — попугал всякими ужасами, связанными с прогулками без башки и босиком по мартовской стуже — как будто на улице не апрель уже почти, — пригрозил, что положит меня к малышам, чтобы они за мной последили нормально, — как будто я не знал, что
Юсуп Баширович ушел, пообещав угрожающим таким тоном, что еще заглянет. Понятно: едва придумает, чем меня можно напугать. Флаг в руки. А я полежу, как было велено.
Долго лежать не вышло — чуть разморило, Юсуп Баширович вернулся и сказал: «Пойдем». Придумал, стало быть.
Я не стал спрашивать куда. Ничего это не изменит. Приведут — увижу.
Привели — увидел. Широкий кабинет с непрозрачным окном, у стены здоровая такая штука: толстенное кольцо с лепестками внутри, торцом к лепесткам слегка вогнутый лежак, на язык смахивает. Все такое белоснежное, что холодно, а на самом деле температура нормальная, комнатная.
Полная тетка в светло-зеленом халате внимательно меня осмотрела, вполголоса переговорила с Юсупом Башировичем и сказала мне:
— Ложись, головой вот сюда.
Я молча стряхнул тапки и лег.
— Дыши ровно, глаза закрой и не открывай, пока я не скажу. Понял? Я кивнул.
— Ты понял? — повторила тетка громче.
Я кивнул посильнее, аж затылком стукнулся. Юсуп Баширович, кажется, что-то зашептал, тетка недовольно буркнула в ответ. Щелкнула дверь, стало темнее, под затылком и лопатками зажужжало. Усыпляюще так. А я спать не хотел. Просто лениво было и расслабленно. Мимо лица медленно, успокаивающе поползли светлые полосы, ощутимые даже сквозь веки.
Меня везли мимо гигантских жалюзи, за которыми тепло лучился желтый свет, как в светофоре — приготовиться. А я уже готовый, осталось посолить и добавить майонез или кетчуп по вкусу. Между кетчупом и майонезом выбирал кто-то за моей спиной — я его почти видел самым краем глаза, как прядь отросших на виске волос, почти, почти.
Я разом, опаляюще понял, что светлые полосы — это не жалюзи, это пустота между плоской чернотой зрачков и пастей. Они тоже готовы, а я жду. Нет.
— Наиль! Наиль, что случилось? Лежи спокойно! — громыхнуло в ушах, и упала тьма.
Сердце колотилось, руки и ноги пылали. Я завертел головой и осторожно повел пальцами, пытаясь понять, где я и зачем, и тот же голос, громкий, но теперь узнаваемый, гаркнул:
— Наиль, замри, пожалуйста, уже все!
Зажужжало сильнее, у ног и живота вспыхнул свет, и лежак выполз из бочки, скрытой внутри толстого кольца, в которое, оказывается, меня успели впихнуть. Дверь распахнулась, Юсуп Баширович вбежал, стремительно меня общупал, велел сесть, взял за запястье и засыпал глупыми вопросами: как зовут, сколько пальцев, как себя чувствуешь, боишься ли темноты и замкнутых пространств.
— Простите, — пробормотал я. Было стыдно.
— При чем тут «простите»? — раздраженно сказал Юсуп Баширович,
— Да нет вроде, — ответил я вяло.
Приступов страха у меня было немерено, и случались они, как правило, в темноте, но не из-за темноты. Объяснять связанные с этим тонкости, тем более врачам, я не собирался.
— Как следует… — завел было Юсуп Баширович, но динамик под потолком громко и очень спокойно сказал голосом толстой тетки:
— Юсуп Баширович, на секундочку. Срочно.
Юсуп Баширович оглянулся на непрозрачное окно, велел: «Сиди спокойно, я сейчас» — и вышел. Из динамика донеслось клацанье дверного замка, голос толстой тетки неспокойно начал: «Юсуп, смотри результаты, я такого сроду…» Динамик щелкнул и замолчал.
Я успел отдышаться, соскучиться, попытался вспомнить сон, накрывший меня внутри бочки, ничего не вспомнил, зыркнул в сторону окна и сел по-турецки, а ладони сунул под мышки. Озяб что-то.
Юсуп Баширович вернулся очень сосредоточенный и вместе с теткой, которая прятала руку за спиной. Юсуп Баширович сказал:
— Наиль, верх сними, пожалуйста.
— Опять укол, что ли? — тоскливо спросил я, заглядывая тетке за спину.
— Ну почему сразу укол? — заворковала тетка.
Юсуп Баширович бегло оглянулся на нее и твердо объяснил:
— Это контрастное вещество, Наиль, извини, без него невозможно. Надо повторить томографию, хотя…
Он замолчал и показал рукой, чтобы я снимал куртку. Я вздохнул и подчинился. Шприц был здоровенным, лекарства в нем было полно, и вводилось оно бесконечно долго. Зато в руку, а не в задницу — такое я терпел легко, тем более что сообразил отвернуться.
Меня заставили встать и на пару придирчиво осмотрели — ощупали руки, ноги, позвоночник, водили по ребрам холодными пальцами, отлепили марлевую повязку с дырки над лопаткой и в восемнадцатый раз интересовались откуда и зачем, да еще докопались на тему «А у тебя всегда болячки так быстро заживают?». Потом сказали, что в этот раз надо устроиться на лежаке без штанов. Я, вцепившись в поясок, буркнул, что у меня трусов нет. Юсуп Баширович объяснил, что это и хорошо, и заверил, что они выйдут и подсматривать не будут, — а ты, главное, пальцем вот сюда надави, если дурно станет. Когда это мне дурно было, уточнил я оскорбленно. В общем, если не по себе станет, сигналь, сказал Юсуп Баширович, нацепил мне на указательный палец здоровенную серую штуку, смесь наперстка с прищепкой, и вышел.
Я лег, дождался, пока погаснет свет, стащил штаны, огляделся напоследок, поеживаясь, закрыл глаза и поехал. Съездил без приключений: полосы перед глазами мелькали, жужжание доставало, но спать не хотелось, и никаких снов не было. Выехал, поспешно оделся, подвергся очередному двойному досмотру. Озадаченный Юсуп Баширович пошептался с озадаченной теткой — я разобрал отдельные слова: «глюк», «наводка от соматики», «целесообразен повтор». Мы попрощались с теткой, и Юсуп Баширович отвел меня в палату. По пути он несколько раз собирался о чем-то спросить, но так и не собрался. Довел меня до койки, приказал отдыхать и ушел. И тут же позвали на ужин.