Никто не услышит мой плач. Изувеченное детство
Шрифт:
Вопросы, касающиеся секса, сами по себе являются загадкой для мальчика, когда он начинает испытывать желания, которые показались бы ему чуждыми еще пару лет назад, а меня они просто ставили в тупик. Меня охватывала смесь страха, вины и собственных растущих желаний.
Я был уверен лишь в одном – меня привлекают девочки, а не мальчики и не взрослые мужчины. Но с раннего возраста являясь объектом стольких сексуальных извращений с таким количеством разных людей, я не имел ни малейшего представления о том, где проходит грань между должным и недопустимым поведением.
Однажды, когда мне было тринадцать лет, я слишком увлекся одной девочкой и непозволительно дотронулся до
Я ужаснулся, когда понял, как сильно виноват перед этой девочкой и что об этом думает директор, и еще сильнее испугался, когда он сказал, что вызвал в школу мою мать из-за моего «отвратительного» поведения.
Как обычно, прибыв в школу, она снова вошла в роль идеальной обманутой и озадаченной матери, не понимающей, как ее чадо могло так сильно ее подвести. Я сидел рядом с ней, опустив голову и уставившись в пол, не осмеливаясь говорить, зная, что дома в качестве наказания я буду бесчеловечно избит – но не потому, что мать хоть немного волновала тяжесть моего проступка, а из-за того, что вызов в школу и смущение перед директором привели ее в ярость.
– Не понимаю, где он мог научиться подобному поведению? – сказала мама, а я продолжал рассматривать пол, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассказать о себе все и особенно подробно объяснить, как я научился так себя вести, но знал, что если сделаю это, то тут же моей жизни придет конец. Даже теперь, когда мне было тринадцать и я уже не был маленьким ребенком, секреты моей матери оставались в безопасности. Да и поверил бы кто-нибудь моему приводящему в ужас рассказу?
Глава 13 Борьба за свободу
Шел тринадцатый год моей жизни. Как-то утром Пит принес в школу ужасные новости. – Родители решили послать меня в классическую [1] школу, – сказал он мне.
Наверное, они решили, что наша школа не в состоянии полностью раскрыть его способности, так что он двигался дальше, чтобы постараться использовать свой потенциал где-то еще. Может быть, они все еще считали, что я оказываю на него плохое влияние, и пытались таким образом отгородить меня от него? Я не знал, что такое «классическая школа», но был уверен, что вряд ли снова увижу Пита, если он поступит туда. Я полагал, что Пит почти наверняка просто исчезнет из моей жизни так же, как когда-то Уолли, как бы он ни уверял меня в обратном. Мысль потерять моего единственного хорошего друга казалась невыносимой, так что я не выдержал и разрыдался перед ним, как ребенок – не думаю, что был способен сделать это перед кем-то еще, кроме него и Уолли.
– Я не справлюсь без тебя, – рыдал я.
– Нет, сможешь, мы не потеряем друг друга, – пообещал Пит, пытаясь смягчить этот удар и говорить обычным голосом, как будто в этом нет ничего особенного или страшного.
– Нет, ты потеряешься, – сказал я. – Говоришь, что нет, но потеряешься, как только у тебя появятся новые друзья.
Я не винил его в том, что он продолжает развиваться. Я просто знал, что Пит не будет поддерживать со мной отношения, и не хотел слоняться без дела, ожидая встречи с ним, точно так же, как я ждал весточки от Уолли. Все это стало для меня таким сильным разочарованием, что даже сейчас я не могу вспоминать об этом без щемящего чувства в груди. Я не хотел постоянно бегать за Питом только затем, чтобы обнаружить, что он слишком занят своими новыми друзьями, домашней работой или подготовкой к ответственным экзаменам, чтобы проводить время со мной. Я слишком хорошо знал, как это больно – надеяться на что-то, а потом разочароваться. Снова. Я предпочитал сразу столкнуться с правдой, распрощаться навсегда и постараться пережить это. Мне пришлось принять то, что я потеряю Пита, моего единственного настоящего друга, и точка.
Он осторожно сообщил мне неприятные новости в понедельник утром, и на первых уроках его слова крутились в моей голове. Я был в состоянии шока и сконцентрировался на том, что говорят учителя, даже меньше, чем обычно. Пит был единственным лучом света в моей жизни, и без него я не видел никакого смысла продолжать ходить в школу. Я больше не нуждался в защите от задир, но знал, что от занятий не будет никакого проку, потому что я очень сильно отстаю, так что без разговоров с Питом на переменах школа казалась мне пустой тратой времени. Пока я оставался в школе, мне каждый день приходилось возвращаться к кошмару, царившему у меня дома, но если я брошу школу, возможно, мне удастся оставить и всю мою жизнь в прошлом: маму, Амани, Ларри, Барри и мерзкого дядю Дугласа. У меня в голове как будто вспыхнула лампочка, и я начал детально разрабатывать план побега из школы, семьи и всей моей прошлой жизни.
Конечно, я и раньше миллион раз замышлял побег – особенно когда лежал в одиночестве в подвале или в одной из маленьких спален у Дугласа. Но мне никогда не удавалось придумать конкретный план, как это сделать или куда идти. На самом деле я даже не надеялся, что мне легко удастся сбежать, и знал, что когда меня неизбежно поймает и приведет назад полиция, мне придется столкнуться с ужасными последствиями. И мне не хватало смелости осуществить свой замысел. Дружба с Питом и наше общение по будним дням в школе были достаточной причиной, удерживающей меня от побега. Но теперь и она пропала, а я стал старше. Я уже подросток, так что была ли идея вступить несколько раньше во взрослую жизнь такой уж безрассудной?
Во мне постепенно росло волнение, по мере того как идея превращалась в четкий план. Когда я был маленьким, я знал, что меня быстро поймают и возвратят матери, которая изобьет меня до полусмерти за то, что я решился на такое. Но теперь я вырос и не вызывал бы на улицах такого подозрения, да и смог бы получше о себе позаботиться. По крайней мере, теперь я мог разговаривать, а знакомство с Питом многому меня научило и сделало более уверенным в своих силах и в окружающем мире. Я рассуждал так: если мне удастся просто прятаться несколько лет от любых посторонних глаз, я стану достаточно взрослым, чтобы не возвращаться домой на законных основаниях. Я буду волен жить своей собственной жизнью, подальше от людей, которые хотят навредить мне и сделать своим рабом. И потом, как жизнь в бегах может быть хуже, чем дома и у дяди Дугласа, даже если поначалу придется туго? Если я смог выжить, проведя три года в подвале, я смогу выжить где угодно.
Как только идея пустила корни, неожиданно показалось очевидным, что побег – единственный путь спасения от всего, что превращает мою жизнь в кошмар. Я решил действовать незамедлительно. Я не хотел терпеть еще одну ночь унижения, боли и насилия дома, если можно было без этого обойтись; на самом деле сама мысль возвращаться домой вдруг стала невыносима по сравнению с искушениями огромного мира вокруг. Я знал, что у меня будет примерно час во время обеда, когда никто не заметит, что я ушел; это был мой шанс сбежать.