Никто не заплачет
Шрифт:
— Согласна, — рассеянно кивнула Соня, думая о чем-то своем.
— А кого это, интересно, ты на фотографии узнала? — вспомнила Надежда Павловна.
— Так, похож на отца одного мальчишки из нашего класса, — соврала Соня.
— Знаешь, деточка, — тихо сказала Надежда Павловна, — есть такой тип лиц, посмотришь, и кажется, где-то уже встречал. Что-то очень смазанное, но одновременно характерное. Тот человек, на фотографии, он похож сразу на многих и ни на кого конкретно. Если он опасный преступник, его трудно будет найти. По фотографии, во всяком случае.
— Да, наверное, — кивнула Соня, —
— Ну, как тебе сказать? Астма практически неизлечима. А у той девочки тяжелая форма, ее пичкают гормонами, от этого она очень полная. Дети ее дразнят, в классе никто не дружит, она стесняется, нервничает, получается замкнутый круг. Астматикам нельзя нервничать. Летом ей стало значительно лучше, в школу не ходит, во дворе все дети разъехались. Со взрослыми ей комфортней, спокойней. А тут этот мерзавец. И у ребенка обострение.
К пятому кабинету подошел высокий молодой человек в светлых брюках, стал открывать дверь. На мизинце Соня заметила длиннющий ноготь и массивный золотой перстень с черным камнем.
— Вы ко мне? — обернулся он.
— Наверное, к вам.
— Проходите.
В крошечном кабинете не было ничего, кроме облезлого канцелярского стола, металлического сейфа и трех стульев. Но казалось, что ужасно тесно. Хозяин кабинета уселся за стол, включил допотопный вентилятор на подоконнике.
— Старший оперуполномоченный Скворцов. Я вас слушаю.
Под равномерное жужжание вентилятора Надежда Павловна принялась рассказывать все сначала.
— Вы можете описать его подробно? — обратился он к Соне.
Ей понравилось, что старший оперуполномоченный обратился на «вы», как ко взрослой.
— Высокий, худой, — начала она.
— Примерно какого роста?
— Ну, около ста восьмидесяти.
— Молодец, — одобрительно кивнул оперативник, — а лет сколько примерно? Молодой или не очень?
— Не старше тридцати. Волосы темные, жидкие, встрепанные. Знаете, как у бомжей бывают волосы, если долго не мыть и не причесывать. Но одет он был нормально. Вообще я не очень хорошо его разглядела. Я вошла в подъезд с яркого света.
Соня спокойно, без всякого смущения, изложила все подробности случившегося. Надежда Павловна обратила внимание, что девочка очень быстро оправилась от пережитого шока. Слишком быстро. Казалось, ее мысли заняты теперь чем-то совсем другим, более серьезным и важным для нее, чем дядька с расстегнутой ширинкой.
— Мы, конечно, будем искать. Попытаемся сделать все возможное. Однако статьи на таких вот ублюдков пока нет. Только хулиганство, и то не совсем подпадает.
— Как это — нет?! — Надежда Павловна даже привстала со стула. — А развратные действия по отношению к малолетним?
— Но он ведь не прикасался к ребенку, — хладнокровно стал объяснять опер, — и вообще эксгибиционисты не опасны, не агрессивны. Они стараются скорее убежать.
— То есть как не опасны?! — Надежда Павловна все-таки встала со стула и теперь грозно возвышалась над сидящим опером. — Я детский врач, участковый терапевт. Вчера я была на вызове у ребенка, у которого после встречи с таким вот «неопасным» началось сильное обострение астмы. И вообще, с какой стати дети должны это лицезреть?
— Ну, конечно, я
— Бред какой-то, — нервно усмехнулась Надежда Павловна, — но вы уж постарайтесь все-таки, найдите. Пусть даже только для того, чтобы морду набить, раз ничего другого сделать с этой мерзостью нельзя.
Когда они выходили из отделения, Соня столкнулась с тем молодым человеком в штатском, который попросил дежурного показать ей фотографию.
— А, сыщица, — приветливо улыбнулся он, — счастливо тебе!
— До свидания, — улыбнулась в ответ Соня.
Когда пожилая женщина с девочкой ушли, молодой человек заглянул к дежурному за стойку и тихо спросил:
— Слушай, Серега, а на кого эта стрекоза глаз положила, я не понял?
— На Сквозняка, — равнодушно ответил дежурный.
Такое усиленное внимание к фотографии преступников, объявленных в розыск, не было новостью для сотрудников районных отделений. Постоянно находились люди, которые «видели только что вот этого». Однако почти всегда они ошибались. В основном напрасную бдительность проявляли полусумасшедшие старики и старухи, реже — дети девяти-двенадцати лет, такие, как Соня. Сотрудники районных отделений привыкли относиться к добровольным помощникам с усталой иронией и редко воспринимали их всерьез.
Знаменитого Сквозняка «узнавали» почти каждый день. Листовку с фотографией даже пришлось снять со стенда, чтобы не дергаться попусту от активности добровольных помощников. Очень уж стереотипная физиономия у особо опасного преступника. На многих похож.
Глава 24
Маленькая полноватая блондинка с круглым детским лицом портила Володе всю игру. Она совершенно не походила на наглую развратницу, на бандитскую «маруху».
Володя видел, как Сквозняк подманил и насильно увел рыжего сеттера, принадлежавшего блондинке, слышал, как блондинка вместе с ребенком, девочкой лет десяти, искала собаку. Они ходили до ночи, звали, кричали. Потом на глаза ему попалось объявление о пропавшем рыжем ирландском сеттере. А вскоре он наблюдал, как Сквозняк, одетый в дорогой костюм, вел блондинку в ресторан.
Володя стал догадываться: она жертва. Потенциальная жертва Сквозняка. Что-то ему надо от этой женщины.
Почти сразу он узнал, что блондина зовут Вера. Так звали его бабушку. Круглое мягкое лицо чем-то напоминало старые фотографии, на которых была заснята бабушка в молодости. От этого Володе стало совсем скверно.
Ему никак не удавалось застать Сквозняка одного. Володя не мог следить постоянно, ему надо было хоть немного спать. К тому же начались неприятности на работе. Он давно использовал отпуск и все законные отгулы. Его вызвали в отдел кадров и сказали: либо работай как следует, либо увольняйся. А увольняться он не хотел. Надо жить на что-то. Поиск новой работы занял бы много времени и сил.