Нина (отрывок)
Шрифт:
– Приехали! Хорошие мои!
– плача, приговаривала мама, обнимая то Нину, то Петьку.
– Устали в дороге, пошли скорее в дом! Я как знала, тесто поставила, пирожков сейчас напечем.
– С вишней?
– сонно спросил Петька.
– Да с чем захочешь, с тем и напечем! Родненькие вы мои...
Нина поставила чемодан посреди комнаты, огляделась и подтащила его к печке. Она знала, что Петька будет спать здесь, а не в мягкой кровати. Кровать - это городское баловство, а здесь, в деревне, он имел право занимать все темное и теплое, пахучее
Пока мама собирала завтрак, Нина сидела над раскрытым чемоданом, перебирая и прикладывая к лицу детские рубашки и носочки. Ей хотелось запомнить и унести с собой этот запах...
– Мама, здесь все его вещи. Разберешься сама. Вот деньги.
Мама перекрестилась, увидев толстые пачки, которые Нина выложила перед ней.
– Батюшки... дочка! Куда же мне столько?
– Я уезжаю. Петя должен жить у тебя. Я хочу, чтобы вам хватило.
– Да нам куда столько! Много ли нам надо! Здесь же не Москва, все свое.
– Я уезжаю надолго. Может быть, на год. Или даже на несколько лет.
Нина села на лавку, усадила мать рядом и, продолжая держать ее за руки, повторила:
– Надолго, мама. Ты же понимаешь, мне сейчас надо уехать.
Мать согласно кивнула.
– Да, я понимаю. Ты не беспокойся, Петеньке тут хорошо будет. А остаться не можешь? Отдохнула бы на молочке, на огурчиках, на картошечке своей, а?
Нина прижала к щеке морщинистую мамину руку, поцеловала ее и решительно поднялась. Мама выбежала за ней на крыльцо, причитая вполголоса:
– Доченька, доченька моя родная! Ниночка! Не уезжай! Оставайся! Мы проживем! Плюнь ты на них, оставь, они все злые, их Бог накажет! А мы проживем! Останься здесь! Тебя здесь все любят, все хорошим словом поминают!
– Я не могу. Я должна... понимаешь? Я Саше должна.
Мать, качая головой, удерживала Нину.
– Ниночка... не уезжай... Господь все видит! У тебя же сынок, а если со мной что... Ну хотя бы завтра... хотя бы завтра уедешь!
– Завтра будет поздно, мама. Мне пора. Береги себя.
Она сбежала к машине и уехала, не оглядываясь.
Проезжая мимо церкви, Нина вспомнила мамины слова. Господь все видит. Бог их накажет.
Она почувствовала смутную тревогу. На какой-то миг Нина усомнилась. Имеет ли она право сделать то, что задумала? Вспомнились ей и слова материнской молитвы. В детстве каждое утро Нина сквозь сон слышала, как мама читает "...и оставь нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим...", но сейчас она особенно остро поняла смысл этих слов: Бог простит наши прегрешения, если мы простим согрешивших против нас.
Но Нина не могла простить.
Когда-то мама пыталась приучить ее к молитве. Но пионерка и комсомолка Нина Силакова не хотела присоединяться к тем старушкам в черных платочках, что по воскресеньям брели изо всех окрестных сел к их Знаменской церкви. Мама не сердилась. Посмеиваясь, она говорила, что ей придется молиться, как многостаночнице, вместо всех своих родственников, крещеных, но маловерных. "Помолись, мама, помолись за меня, - думала Нина, глядя, как в зеркале поблескивает крест над зеленым куполом.
– И верь, что Бог накажет всех наших врагов. Он накажет, но это будет нескоро. А я не могу ждать".
11
Ранним утром Нина приехала на рынок. Она была уверена, что здесь можно купить все. Вопрос цены. А за ценой она не постоит.
Нина долго бродила между рядами, вглядываясь в лица продавцов, грузчиков и охранников. Наверное, через час таких блужданий ее кто-то остановил, прикоснувшись к руке.
– Кого ищешь?
– спросил узкоглазый парень.
– Продавца.
– Какого продавца? Что тебе нужно?
– Пистолет.
Узкоглазый оценивающе оглядел Нину.
– Здесь базар. Оружейный магазин знаешь? Вот туда иди. Там пистолет, там карабин, там такой товар есть. А здесь базар. Здесь помидоры, зелень-мелень, банан. Понимаешь?
– Понимаю. Мне нужен пистолет.
Парень поцокал языком:
– Интересный человек, честное слово. Русский язык понимаешь? Пистолет-шмистолет покупать - это срок покупать. За незаконное ношение знаешь, что бывает?
– Знаю. Нужен пистолет. За любые деньги.
Узкоглазый оглянулся и показал на закрытый ларек у забора:
– Иди туда и стой там. К тебе подойдут.
Нина послушно встала у ларька, и стояла там, не замечая, как проходит время. Взгляды мужчин изредка останавливались на ней, но сегодня ни один из них не позволил себе даже приблизиться. "Совсем страшная стала, наверно", подумала она о себе, как о ком-то постороннем.
Усатый мужичок в телогрейке и замызганном белом фартуке подошел к ларьку, заглянул внутрь через пыльное стекло и, не поворачиваясь к Нине, спросил:
– Деньги при себе?
– Да.
– Товар для себя берешь?
Не задумываясь, Нина ответила:
– Послали меня за товаром.
– Кто?
– Ты еще паспорт у меня спроси, - равнодушно ответила она.
Ее ответ вполне устроил мужичка, и он кивнул в сторону:
– Иди в мясной ряд. Я за тобой.
Пройдя между прилавков, Нина заметила у холодильной камеры уже знакомого ей узкоглазого парня. Тот отодвинул тяжелую дверь, подмигнул Нине и отошел к прилавку.
Нина вошла в темное помещение, и у нее чуть ноги не подкосились от тяжелого запаха крови.
Мужичок в телогрейке зашел следом, и дверь за ними задвинулась.
В темноте вспыхнул фонарик, осветив коровью тушу, лежащую на низком столе.
– Какой тебе ствол нужен?
– Чтобы выстрелил.
Мужичок исчез в темноте, оставив Нину наедине с отрубленной коровьей головой. Прошло еще минут десять, прежде чем он вернулся и показал два пистолета:
– Смотри. Вот тебе "макар", а вот тебе израильский. Какой хочешь?