Нина
Шрифт:
И вдруг она почувствовала, что пол уходит у неё из-под ног. За дверью послышался знакомый голос, и на пороге появился Иван Бобровский…
Нина, покачнувшись, схватилась обеими руками за спинку кресла.
Иван же, если и удивился, то не подал вида. Только произнёс небрежно:
– Вот так встреча. Не знал, что ты уже вышла из психушки.
Сразу за ним вошёл Михаил, его ветровка блестела от мелких дождевых капель.
– Прошу вас познакомиться. Ниночка, это Иван Бобровский. Если его лицо тебе кажется знакомым, то тебе это не кажется. Его знает вся страна. Думаю, ты много раз
Бобровский, распуская галстук, оглядел столовую:
– Мило у вас тут, очень даже мило. А церемонии ни к чему, Михаил Анатольевич. Давайте без протокольных излишеств. Мы с Ниной знакомы. Даже одно время общались. Правда, давно. Москва - маленький город. В сущности, большая деревня. Очень мило у вас. Это все ваши трофеи?
Он бесцеремонно обвёл пальцем оленьи рога на стенах, и при этом, как бы случайно, его жест закончился на Нине.
– Да нет, какой из меня охотник.
– Ага, значит, в этом доме до вас жил Уланов, прежний глава банка, я угадал? Говорят, тот пропадал на охоте чаще, чем сидел в Москве.
– Он был заядлым охотником.
– Михаил Анатольевич, я решил не тянуть с нашим разговором. Значит, так. Есть возможность эфира через два дня. Давайте обсудим условия.
– Конечно, обсудим. Но сначала давайте поужинаем.
Иван не заставил себя упрашивать и, потирая руки, подсел к столу.
– Голоден, не скрою. С удовольствием бы и выпил. Да вот проблема - назад ещё ехать…
– Зачем же вам ехать? Да ещё в такую погоду. Дом большой. Для таких гостей у меня всегда наготове комната, так что вы нас не стесните нисколько. Выпейте спокойно, переночуйте, а с утра…
– …а с утра да по солнышку!
– мечтательно зажмурился Бобровский.
– Вот за это спасибо! С удовольствием! Михаил Анатольевич! Нина! А водочки у вас в таком случае нет? А то что-то продрог… Ниночка! Как же так? В такой вечер и без водки?
– Должна быть водка.
– Михаил прошёл в кухню, хлопнул дверью холодильника.
– Так, здесь только вино. Одну минутку, принесу из погребка.
Нина осталась наедине с Бобровским. Она сидела, равнодушно глядя в огонь. Она старалась казаться совершенно спокойной, но это давалось ей с огромным трудом. Краем глаза она видела, что Иван намазывает толстый слой икры на кусочек хлеба, и при этом возбуждённо причмокивает.
– А ты ловко пристроилась, - заметил он вполголоса.
Нина не отвечала. Ей был мерзок сам звук его голоса, и она не собиралась продлевать эту пытку, поддерживая светскую беседу.
Иван громко сглотнул слюну.
– Икорка-то душистая… Нин, ты что-то сегодня не в форме. Всё ещё дуешься на меня, что ли? А напрасно. Я тебя давно простил, претензий не имею. А мог и засадить лет на десять. Шучу, шучу. На пять, не больше.
Он, наконец, надкусил свой бутерброд, уронив несколько икринок на лацкан пиджака. Ловким движением пальца Бобровский собрал эти икринки и отправил в рот, облизав палец.
– Ну-ну. Не дуйся, старуха, тебя это не красит. Давай-ка лучше, по старой дружбе, устроим романтическое рандеву. А? Мы с Мишей для разговора-то удалимся. А ты пока мне постель приготовишь. Да там, в постельке, меня и подождёшь, поняла? Я ему бумаги подсуну, а пока он в них разберётся, мы с тобой покувыркаемся слегка.
Нина, глядя в огонь, тихо проговорила:
– Нет, ты не урод. Ты просто не человек. Вот в чём твоя беда, Иван. Руки-ноги человеческие, а внутри - что-то другое.
– Ой, много ты знаешь про мои руки-ноги, и про всё, что между ними, - хохотнул Бобровский.
– Я ведь неспроста предлагаю. Хочешь, чтоб Миша ничего про тебя не узнал? Тогда будь послушной девочкой. Короче, загляни, договоримся. Михаил Анатольевич, чудно, чудно!
– Бобровский, не сделав ни малейшей паузы, встретил Михаила аплодисментами.
– «Немиров»? Как вы угадали мою тайную любовь? Позвольте, я сразу же и выпью.
Он даже не дал бутылке опуститься на стол, выхватив её из руки Михаила. С треском свернув пробку, плеснул в фужер и одним махом его опустошил.
– Вот так!
– Бобровский с блаженной улыбкой откинулся на стуле.
– Михаил Анатольевич, мне даже неловко, вы-то себе не налили…
– Я, к сожалению, перед вашим приходом выпил шампанского, смешивать не буду. Вы попробуйте ветчинки, Иван Ефимович…
– С превеликим моим удовольствием! Только имейте в виду, когда я сыт и пьян, я уже не джентльмен и могу заснуть прямо-таки фэйсом в салате. Ха-ха!
– Так, может быть, пожалеем салат?
– Михаил поддержал шутливый тон Бобровского.
– Комната ваша открыта, второй этаж, последняя дверь. Как только потянет в салат, смело отправляйтесь в свои апартаменты. А переговоры перенесём на утро, на свежую голову.
– Премного благодарен. За что люблю «Немиров», так это за полное отсутствие даже намёка на похмелье. Но я бы ещё грамм четырнадцать хлопнул… Вот так. Апартаменты, департаменты… А что, господин Уланов занимал этот особнячок, как арендатор или как владелец?
– Спросите что-нибудь полегче, - улыбаясь, развёл руками Михаил.
– Мы ведь с ним даже почти не были знакомы.
– Вот как? А я слышал, что вы, наоборот, чуть ли не в одном полку служили, - говорил Бобровский с набитым ртом.
– Выходит, врут мои источники?
– Ой, врут, - сокрушённо покачал головой Михаил.
Они продолжали перекидываться непонятными для Нины фразами, в которых незнакомые фамилии чередовались с именами, известными каждому избирателю. Она машинально кивала в ответ на вопросы Михаила, улыбалась после анекдотов Бобровского, но в голове её стучала одна и та же мысль: «Надо выйти на балкон, надо показать Михаила. Ещё немного, и будет поздно».
– Как душно, - она встала из-за стола.
– Вы не обидитесь, если я вас покину? Постою на балконе.
– К чему такие реверансы, - поморщился Бобровский.
– Ниночка, у нас нет от тебя секретов.
– Я просто хочу на воздух.
– А мы, пожалуй, заглянем в бильярдную, - предложил Михаил.
– Играете, Иван Ефимович?
– Гонял я шары по молодости лет, гонял. Ну пойдёмте, посмотрим, гремят ли ещё шары в шароварах… А потом сразу баюшки-баю…
Бобровский выпил ещё, а потом, вставая вслед за Михаилом, повернул к Нине своё покрасневшее лицо с бусинками пота на носу, и нагло подмигнул, кивнув в сторону лестницы на второй этаж.