Нищета мозга
Шрифт:
Попробуем рассмотреть события развития гоминид не с позиций становления государственности или экономики, а с точки зрения эволюции мозга. Может быть, этот подход позволит ответить на несколько элементарных вопросов нашей истории и биологического становления современного человека.
Во-первых, было бы полезно узнать причины и механизмы четырёхкратного увеличения размеров нашего мозга всего за 5 млн лет.
Во-вторых, совершенно непонятны источники происхождения рассудочного мышления, которое, на первый взгляд, противоречит всей истории биологической эволюции человечества.
В-третьих, необходимо поискать смысл в бесконечном самоистреблении при избытке свободного пространства неосвоенной планеты и наличии первых признаков здравомыслия.
Ответ на первый вопрос кроется в названии этой главы книги, но требует некоторого пояснения и анализа действующих механизмов.
Хроническое незнание мозга и непонимание механизмов его развития привело к выдумыванию руководящей роли внешних трансцендентных сил, а затем и к изобретению социально-трудовой эволюции в рамках смены общественно-политических формаций. Отрицание своей биологической сущности и нежелание объективной самооценки всегда с успехом культивировались как отдельными людьми, так и целыми народами. Большинство самовлюблённых и ограниченных потомков обезьян не может допустить, что какие-либо естественные процессы могли стать причиной их драгоценного появления.
Обезьянье самомнение прекрасно подтверждает популярное утверждение о нашем божественном или инопланетном происхождении. Простодушных обывателей
лучше всего привлекают сказки о высшем существе, которое, как папа Карло, строгает или лепит похожего на себя Буратино. Это возвышает нас над природой и отделяет от диких зверей. Сходной привлекательностью обладают идеи инопланетного моделирования человека и вера в межгалактический оплодотворитель для осуществления вселенской панспермии. Биологическая природа популярности этих идей вполне понятна. Каждая такая идея в конечном счёте подчёркивает исключительность человека, что повышает его самомнение и утешает мозг. По этой же причине скромное предположение о том, что движущей силой эволюции человеческого мозга мог стать самоотбор, не вызывает ни духовной радости, ни рассудочной поддержки. Искусственный отбор человечества пока выглядит странноватой идеей. При первом взгляде на это утверждение не совсем ясно, кто, кого и как отбирал. Если верховный селекционер отсутствовал, то его роль должен был кто-то исполнять. Это также кажется маловероятным, поскольку, как утверждалось выше, никто не понимал того, что происходит. Попробуем провести аналогию, сравнив искусственный отбор человека с выведением пород домашних животных.
Человек относительно недавно приручил собак (около 30 - 40 тыс. лет назад), намного позднее — коз (8 - 10 тыс. лет), коров (8 - 9 тыс. лет) и лошадей (6,5 - 7,5 тыс. лет). После приручения мы начали интенсивный отбор домашних животных по необходимым свойствам. В одном случае нам требовался большой размер животного, в другом — его выносливость или длина шерсти, а в третьем — скорость роста. Кроме соматических характеристик, наших предков в собаках привлекали поведенческие особенности. У одних собак культивировали хорошее обоняние, у других — скорость движения, у третьих — охранные или охотничьи навыки. Специализация отбора домашних собак по характеристикам рецепторных систем и поведению очень роднит их эволюционную историю с нашим собственным искусственным отбором. Комичность ситуации состоит в том, что, прежде чем начать выводить
породы собак, мы потренировались на себе. По сути дела, всего за 5 млн лет в результате интенсивного искусственного отбора нам удалось последовательно вывести несколько пород сообразительных социальных приматов. Некоторые неудачные породы были поглощены или просто съедены прямыми предками современных людей. Наш гуманизм не пострадал только потому, что мы занимались этим делом бессознательно, невольно следуя общим законам эволюции.
Попробуем рассмотреть источники изменчивости гоминидного биологического материала в момент начала искусственного отбора. К концу райского периода к обычной соматической изменчивости любого вида позвоночных добавился полиморфизм головного мозга, который сохранился у современных человекообразных обезьян (Савельев, 2010). Средние различия в размерах мозга внутри каждого из трёх видов составляют от 30 до 90%. Вполне понятно, что в результате 6 - 7 млн лет адаптивной эволюции у шимпанзе, орангутанов и горилл эта изменчивость несколько снизилась по сравнению с эпохой выхода из райского периода. Таким образом, первым источником изменчивости была масса мозга, которая могла индивидуально или популяционно различаться в 1,5 - 2 раза. Следует подчеркнуть, что изучение цитоархитектонических особенностей полей и подполей коры большого мозга человекообразных обезьян показало, что их изменчивость очень велика. Отдельные особи могут отличаться друг от друга по размерам специализированных полей и подполей мозга более чем в 2 раза.
Такая изменчивость позволяет даже среди близко-родственных особей получать гигантское разнообразие вариантов адаптивного поведения. С одной стороны, это отличное эволюционное свойство мозга, повышающее вероятность появления наиболее приспособленной особи при любых изменениях сообщества и окружающей среды. С другой стороны, это потенциальный внутрисемейный кошмар, происходящий из реальной возможности возникновения колоссальных различий в организации мозга родителей и детей, дедов и внуков.
Эта структурная изменчивость является субстратом для врождённых и социальных инстинктов, что бесконечно отдаляет друг от друга ближайших родственников. Изменчивость мозга усиливалась многообразием соматических форм ранних австралопитеков, которая была наследием бесконтрольного райского периода. По-видимому, именно это соматическое многообразие смущает антропологов при построении генеалогического древа человечества.
Вторым источником полиморфизма популяций ранних гоминид стала рассмотренная выше социальная система наследования поведения. Независимая от генома передача инстинктивных по сути, но социальных по содержанию форм поведения стала как основой для быстрой адаптации ранних гоминид к изменяющейся среде, так и приспособлением для дальних миграций. Генетический и социальный компоненты передачи ключевых форм поведения — базовые принципы эволюционной изменчивости. Вполне понятно, что генетическая составляющая наследуемых форм поведения очень стабильна и подвергается изменениям медленно и ценой колоссальных физических потерь для каждого вида. Социально наследуемые формы поведения, рассмотренные выше, очень легко модифицировать в любом поколении. Следовательно, такая двойственность передачи различных типов инстинктивного поведения очень эффективна. С одной стороны, генетическая детерминация врождённых форм поведения позволяет сохранять консерватизм проверенных временем инстинктов, с другой — социальная адаптивность межличностных отношений позволяет модифицировать их для каждого нового поколения. Несмотря на различия в свойствах, обе версии наследования поведения играют огромную роль в производстве себе подобных — главной цели эволюции человечества.
Таким образом, перечисленные выше особенности изменчивости мозга, наследования индивидуальных и социальных инстинктов стали основой для необычной эволюции человека. В качестве основной движущей силы в отборе мозга можно рассматривать внутри-
групповые отношения архаичных гоминид. Основная цель любой особи состоит в добывании пищи и размножении. Для решения первой задачи необходимо потреблять достаточное количество пищи. При этом имеет значение способ получения ресурсов. Можно с риском и большими затратами добывать пищу или уметь экономно получать её от окружающих. Для решения задач переноса генома в следующее поколение необходимо соблюдать социальные правила, которые гарантируют репродуктивные контакты с самками.
На первом этапе эволюции эти особенности воспроизведения гоминид привели к важнейшему приобретению человечества — лобным долям мозга. Именно лобные области позволяют делиться пищей с неродственными особями и являются необходимым тормозным центром для поддержания низкой конфликтности в компактных популяциях. Это структурное достижение до настоящего времени играет важную роль в нашем поведении, но в 350-граммовом мозге относительные размеры лобных долей были ещё очень малы, а их эффективность — минимальна. Потребовалось несколько миллионов лет интенсивного отбора для сегодняшнего баланса между инстинктивным и социальным поведением. Самое существенное достижение того времени состояло в появлении внутригруппового отбора по поведенческим свойствам отдельной особи, что и было основным движущим механизмом гоминидной эволюции.