Ниша
Шрифт:
– Ты свет не зажгла, - говорит Баллард.
– Он нам не нужен. Сонар работает и в темноте.
– Тебе просто нравится нарушать правила!
– Здешние рыбы бросаются на все, что светится…
– Включи фонарь. Это приказ.
Кларк не отзывается. Она наблюдает за движущимися рядом с ней огнями. «Каракатица» дает ровный сильный луч. Налобный фонарь при каждом повороте головы описывает в воде неровную дугу.
– Я тебе сказала, - начинает Баллард, - включи… Господи!
Это всего на мгновение мелькает в луче ее фонаря. Баллард тут же отворачивает
Глубина ухмыляется им, ощерив зубы.
Края пасти уходят за пределы луча. Заостренные зубы в ладонь длиной никак не назовешь хрупкими.
Баллард, придушенно вскрикнув, ныряет в ил. Бентосная [4] слизь вскипает вокруг нее мутным облаком; она скрывается в вихре трупиков планктонной живности.
Кларк замирает и продолжает наблюдать. Она не сводит взгляда с угрожающей ухмылки. Тело у нее словно током заряжено, никогда она не ощущала себя так отчетливо. Каждый нерв горит огнем и одновременно объят холодом. Она в ужасе.
И в то же время каким-то образом лолностью владеет собой. Пока покинутая «каракатица» Баллард замедляет ход и останавливается, Кларк размышляет над этим парадоксом. Прожектор замирает в каких-нибудь метрах от бесконечного ряда зубов. Кларк дивится ясности собственной мысли, между тем как третья «каракатица» с грузом датчиков, снизив скорость, останавливается рядом с первой.
Ухмылка даже не дрогнула в двойном луче. Тогда Кларк поднимает свой сонар и стреляет. «Мы на месте, - соображает она, считывая показания.
– Тот самый выступ».
Она подплывает поближе. Улыбка, загадочная и завораживающая, все так же висит в пустоте. Теперь ей видны обломки кости у корней зубов, лохмотья разложившегося мяса, висящие на деснах.
Она разворачивается и отступает. Облачко над дном почти улеглось.
– Баллард, - окликает она своим синтетическим голосом. Нет ответа.
Кларк вслепую шарит рукой в иле, пока не нащупывает что-то теплое и дрожащее. Дно взрывается ей в лицо.
Баллард кометой взлетает из илистой подстилки, волоча за собой грязный хвост. Из мути показывается рука, сжимающая блестящий на свету предмет. Кларк видит нож, но увернуться уже не успевает: лезвие вспарывает «кожу», и ребра обжигает огнем. Баллард замахивается второй раз. Теперь Кларк успевает перехватить руку с ножом, выворачивает и отталкивает ее от себя. Баллард кувырком отлетает в сторону.
– Это же я!
– орет Кларк.
«Кожа» превращает ее голос в звонкую вибрацию. Баллард упрямо поднимается: белые невидящие глаза, нож в руке.
Кларк вскидывает ладони.
– Все в порядке. Там ничего нет. Оно мертвое!
Баллард останавливается, уставившись на Кларк. Медленно поворачивается к «каракатицам», освещающим зубастую улыбку. И напрягается всем телом.
– Что-то вроде кита, - говорит Кларк.
– Давно мертвый.
– А… кит!
– произносит Баллард. Ее бьет дрожь «Тут нечего стыдиться», - почти готова сказать Кларк.
Но не говорит. Она только протягивает
Баллард дергается как ужаленная.
«Наверно, не так».
– Э, Жаннет… - начинает Кларк.
Баллард машет дрожащей рукой, прерывая ее.
– Все в порядке. Я хочу… Наверно, нам теперь лучше вернуться, правда?
– Конечно, - говорит Кларк, но она этого не думает. Она с удовольствием осталась бы здесь на весь день.
Баллард опять в библиотеке. Она оборачивается на шаги Кларк и как бы невзначай прикрывает ладонью светящуюся клавиатуру: экран гаснет прежде, чем Кларк успевает разобрать хотя бы слово.
– Это был клюворыл, - сообщает Баллард.
– Очень редкое животное. И они не погружаются на такие глубины.
Кларк слушает без особого интереса.
– Должно быть, он погиб и сгнил ближе к поверхности, а потом уже затонул, - чуть повышает голос Баллард. Украдкой она посматривает на что-то в дальнем конце помещения.
– Хотела бы я знать, какова вероятность подобного события?
– Что?
– Я имею в виду, чтобы в целом океане такое большое животное свалилось с неба в нескольких сотнях метров от нас. Думаю, это маловероятно.
– Да… наверное.
– Кларк тянется к клавишам и освещает экран. Половина его заполнена мягко мерцающим текстом. На второй медленно поворачивается изображение сложной молекулы.
– Что это у тебя?
– спрашивает Кларк.
Баллард снова бросает опасливый взгляд в дальний конец кают-компании.
– Просто старая статья по биопсихологии. Нашлась в файлах. Я ее просматривала. Когда-то интересовалась этими вопросами.
Кларк смотрит на нее.
– Угу.
Наклонившись ближе, рассматривает изображение. Сплошная биохимия. Она не понимает ни слова, кроме подписи под схемой.
Она читает вслух:
– «Истинное счастье».
– Ага… Трициклоиды с четырьмя боковыми цепочками.
– Баллард указывает на экран.
– Когда ты счастлива, по-настоящему счастлива, это от них.
– Давно это обнаружили?
– Не знаю. Статья очень старая.
Кларк разглядывает вращающуюся модель. Почему-то вид молекулы тревожит ее. Плавает тут над этим глупым заголовком и внушает ей что-то, чего ей вовсе не хочется знать.
«Ты прочитана, - твердит она.
– Ты - просто механизм. Химия и электрические импульсы. Все, что тебя составляет, каждая мечта, любое действие - все это сводится к какому-нибудь разряду или… как там она сказала… трициклоиду с боковыми цепочками».
– Вранье это, - бормочет она. «А то бы они умели нас починить, когда мы ломаемся».
– Прости?
– переспрашивает Баллард.
– Они считают нас просто… мягкими компьютерами. С лицами.
Баллард закрывает файл.
– Так и есть, - говорит она.
– А иные и лица теряют. Кларк замечает подколку, но не обижается. Она выпрямляется и отходит к трапу.
– Ты куда собралась? Опять наружу?
– интересуется Баллард.
– Моя смена еще не кончилась. Я хотела прочистить вторую трубу.