Нить судьбы

Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич

Марья вздохнула, вспомнив о батюшке, и углубленная в свои мысли, продолжала работу.

В палатах Елены Волошанки стояла тишина — скоро полночь и все уже спали, только охрана бодрствовала, да вот еще Марья как обычно копошилась, готовя на завтрашний день свежую ночную сорочку для наследника престола.

В те времена даже представители высшей знати мылись редко, а чтобы от тела не исходило неприятного запаха, ежедневно меняли белье и одежду — на то и прачки, чтобы стирать! Вот и Дмитрий Внук каждый день ложился спать в новой, свежей сорочке, сорочки стирала годами проверенная прачка, а чтобы в эту сорочку случайно не попала какая–нибудь заноза, вроде той от которой скоропостижно скончался батюшка наследника — великий князь Иван Иванович, Марья ежедневно разворачивала, осматривала и собственноручно относила в спальню Дмитрия свежую сорочку на следующий день.

Вот и сейчас она развернула вынутую из корзины сорочку, и прикосновение к белой нежной ткани вдруг напомнило ей давно забытое чувство, от которого сердце забилось чаще и кровь подступила к лицу…

Точно такое же чувство под пальцами было у Марьи много лет назад, когда она прикоснулась к такой же сорочке, но сорочка эта была на князе Федоре Бельском, а князь Федор Бельский горячо обнимал Марью и целовал в губы, она слабо сопротивлялась, и руки ее как бы отталкивали его, морща и сминая на мужской груди ткань сорочки, но сопротивление все ослабевало, и вот уже руки не отталкивают, а гладят и гладят эту ткань сначала на груди, а потом на спине — потому что теперь грудь князя прижата к ее девичьей груди и сейчас, совсем скоро произойдет то, чего Марья не забудет уже никогда….

Марья поймала себя на том, что уже несколько минут, предавшись воспоминаниям, ласково гладит белоснежную сорочку Дмитрия, смутилась и отогнав от себя греховные мысли о далеком прошлом, быстро и аккуратно сложила сорочку, отнесла ее в прихожую спальни Дмитрия и заперла на ключ в специальном сундучке для чистого белья, чтобы завтра собственноручно подать ее Дмитрию перед сном.

Кажется, на сегодня все дела были закончены, и Марья отправилась в свои палаты, где муж, как обычно ждал ее. Он никогда не мог позволить себе уснуть раньше нее, прежде чем обнимет и поцелует ее на ночь, а сегодня она сама молча, но особенно ласково обняла его и ее руки крепко сомкнулись на спине Неждана…

Еще не запели первые петухи, как Марья проснулась от ужасной боли.

Она застонала когда попыталась поднять руки, Неждан тотчас проснулся зажег лучину и тут они оба с ужасом увидели, что руки Марьи покрылись страшными водянистыми волдырями, которые лопались болезненно превращаясь в красные кровоточащие язвы.

Неждан немедленно бросился за Иваном и только когда вернулся с лекарем, ощутил сильную боль в спине.

Иван осматривал руки стонущей от боли Марьи, как вдруг, она застыла и с криком вырвавшись, выбежала из палаты.

Неждан застонал и медленно, морщась от боли, снял накинутый на голое тело кафтан.

Иван увидел, что спина Неждана покрылась такими же волдырями, как и руки Марьи.

Марья вернулась, держа двумя окровавленным распухшими руками белоснежную ночную сорочку Дмитрия.

Морщась от боли, она стащила на пол толстое покрывало и уронила на него сорочку.

— Это здесь, Иван, — прошептала она. — Это было для него… Для Дмитрия.

— Марьюшка, потерпи сестренка, и ты Неждан потерпите оба. Я сейчас вернусь с лекарствами, и вам станет легче…

Иван тщательно завернул в толстое покрывало белую сорочку и унес в свою новую алхимическую лабораторию.

Через четверть часа он вернулся с большой колбой, наполненной мутной жидкостью.

— Мне понадобится несколько дней, а возможно и недель для определения, что это за яд. Тогда я найду противоядие и совершенно излечу вас. А пока необходимо смазать ваши раны, чтобы остановить процесс воспаления….

…. В полдень того же дня Марья, с обмотанными тряпками руками, Неждан и срочно вызванный Симон Черный обсуждали положение.

— Никому ни слова о том, что произошло. Особенно Елене. Не надо ее зря волновать. — Негромко и спокойно говорил Симон, — Ты, Марьюшка, говори всем, что обварилась кипятком. Я уже приказал установить днем и ночью слежку за прачкой и ее матерью. Но я и без слежки знаю, чьих рук это дело. И уж поверьте — пусть только Иван подтвердит наличие яда в сорочке — и мы сделаем все, чтобы дед узнал, кто и как хотел извести его внука…. На этот раз Софье несдобровать — и я об этом как следует позабочусь! Тебе, Марья особая благодарность — своим бдением и аккуратностью ты спасла жизнь наследнику московского престола и тем самым сохранила для братства самое ценное, чем мы сейчас дорожим! Я буду ходатайствовать перед Высшей радой о присвоении тебе степени сестры девятой заповеди!

— Благодарю тебя, отче и брат мой, — поклонилась Марья и подумала, про себя:

…Если я до этого доживу…

… Давным–давно, в далеком 1479 году Леваш Копыто получил от князя Федора Бельского двести воинов в его полное распоряжение и приказ силой вернуть имение Синий Лог, незаконно захваченное Яном Кожухом Кротким. Леваш блестяще выполнил этот приказ и получил от князя Бельского Синий лог в потомственное владение, а двести воинов стали служилыми людьми Леваша. В числе этих воинов находился один молодой человек, сын кузнеца, чей род кузнечных умельцев испокон веков служил дому князей Бельских.

После Великого Стояния на Угре наступили мирные дни, жизнь вошла в обыденное русло, Синему логу потребовался кузнец, и молодой человек, припомнив все, чему научился у отца, превратился из воина в кузнечных дел матера, причем настолько преуспел в этом искусстве, что стал одним из самых славных кузнецов на Угорских землях. Он унаследовал от отца не только недюжинную силу и мастерство, но также и одну особенную манеру — подковы для своих коней, то есть только коней принадлежащих самому Левашу или его людям, он метил особым знаком, так же, как его отец метил своим особым знаком все подковы князя Бельского, которому служил, чтобы в случае необходимости, глянув на след с первого разу можно было бы безошибочно сказать — проходили тут кони, принадлежащие людям князя или нет.

И вот теперь, благодаря этому, Леваш Копыто и его спутники без всякого труда сразу же обнаружили за городскими воротами Медыни, характерные следы копыт оставленные лошадьми Яна и Данилы. Впрочем, Картымазов и Филипп и без всяких особых знаков распознали следы копыт лошадей из своих конюшен, и только один Зайцев был плохим следопытом и потому помалкивал, слушая замечания которые время от времени роняли спутники:

— Вот тут налево свернули…. Двигаются не торопясь…

— А тут ручьем видно решили проехать, чтоб следы замести…