Низший - Инфериор. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Забросив винтовку в багги, я уселся за руль и повел машину к океану, по пути наехав на голову еще подергивающегося сучьего поджигателя. Дважды хрустнуло, машину пару раз тряхнуло, но мне легче не стало.
Как он так тихо подошел?
Как я прохлопал?
И почему больно настолько острая, что мне аж хочется жалобно застонать?
— А ведь не хотел я к океану приближаться — зло пробормотал я — Не хотел…
Остановив машину метрах в трех от набегающих на шипящий песок волн, я выбрался и присел на корточки рядом с трясущимся в воде полумертвым океаническим аборигеном, лежащим в крепкую
— Тандем! Священный танде-е-ем…
— Мне похер — буркнул я, доставая из кобуры револьвер и приставляя ствол к рыбной башке, хотя это вроде и не рыба вовсе, а что-то там млекососущее — Что это за дерьмо в татухах?
— Нет! Нет! Афалины святы! Афалины святы!
— Ну да — хмыкнул я, нажимая спуск и даря более чем двухметровой рыбине окончательное облегчение.
— А-А-А-А-А-А-А! — несмотря на раны, он рванулся ко мне, попытался вцепиться в горло, но не дотянулся и опять рухнул на мокрый песок — А-А-А-А-А!
— Зачем напали на деревню!
— Ты сдохнешь! Сдохнешь! Океан убьет тебя! Суд океана суров!
— Зачем напали на деревню? — повторил я и выстрелил ему в почку.
— У-О-О-О-О! — скрючившись, он дернулся еще раз и затих на лоснящейся туше дохлого дельфина.
Встав, я сделал несколько шагов и снова присел рядом со старательно прикидывающимся мертвяком очередным татуированным хренососом. Рядом с ним лежала заливаемая водой старая винтовка в остатках пластикового свертка. Ткнув аборигена стволом в мокрую голову, я дождался его слабой испуганной улыбки, после чего улыбнулся в ответ и прострели ему правую ступню.
— А-А-А-А-А!
— Зачем напал на деревню, тунец ты траханный?
— Приказ! Приказ Святого Тандема!
— Кого?
— Тандема Святого! — торопливо забормотал пленный, с ужасом глядя на вернувшийся к его переносице ствол — Не надо! Я еще молод!
— Зачем напали? — терпеливо повторил я.
— Рыбаки убили двух афалин! Святотатство! Афалины погибли в сетях — задохнулись! Ужасная смерть! Все рыбаки знают — Дельфинесы такого не прощают! Сети ставить нельзя! Нельзя! Древний правильный запрет! Сети — нельзя!
— Рыбаки утопили двух дельфинов… а вы решили убить их детей?
— Афалины святы! Святы! Мы все вышли из океана — и афалины толкали нас в спину!
— В смысле — херами прогоняли из воды прожорливых ушлепков гоблинов?
— Что?
— Ничего — ответил я и прострелил ему башку.
Поднявшись, убрал револьвер в поясную кобуру и повернулся к демонстративно медленно приближающимся ко мне косматым загорелым рыбакам. Разговор я начал первым и как положено начал с хороших новостей:
— Да вам походу жопа полная грядет.
— Ох грядет — с облегченной улыбкой согласился со мной рыбак с длинной и уже тронутой сединой черной бородой — Я Лука. Новый вождь селения.
— А со старым что?
— Сердце не выдержало трех ударов сразу. Лежит там у хижины бородой к солнцу…
— Пожар и нападение — это два удара. А третий?
— Два дохлых дельфина в наших тайных сетях. А ведь старый вождь умолял нас не ставить сетей — Лука тяжело вздохнул, но в его словах не слышалось
— Оди.
— Ты спас нас всех, Оди. Племя благодарно тебе. Как мы можем отплатить добром за добро, прежде чем нам придется уйти от воды лет на двадцать…
— Дельфинье племя мстительно?
— Чертовы Дельфинесы ничего не забывают и не прощают… Позволь угостить тебя свежей рыбой?
Кивнув, я зашагал к багги, а группа рыбаков двинулась обратно к все еще дымящейся местами деревне.
— Оружие ваше! — крикнул я им вслед и сразу несколько молодых парней с воплями восторга бросились к лежащим на песке винтовкам и трупам с закрепленными на их телах небольшими сумками.
Оберегая раненое плечо, я в какой уже раз загрузился в багги и медленно двинулся к почернелым мосткам рыбацкого селения, откуда меня жадно изучали столпившиеся женщины и жмущиеся к ним детишки.
Из-за гибели двух дельфинов убивать детей?
Да… природа может и излечилась, а вот мерзость гоблинских душ никуда не делась. Этих упырков спасет только принудительное сквозное вентилирование черепов и жоп…
Моим плечом занялась почти черная и настолько сморщенная древняя бабка, что она казалась огромной изюминой с тощими руками с безобразно раздутыми суставами. Ее пальцы выглядели не лучше, но действовала она ими легко и быстро, хотя это явно причиняло ей боль. Первым делом она смыла с ожогом медицинский спрей — чему я не обрадовался — после чего внимательно изучила пулевую рану и засунула туда корявый палец, вынимая какие-то соринки. Заскрипев зубами, я одарил бабку злым взглядом и тут же получил охрененную пощечину. Боль разом утихла. Встряхнув звенящей головой, я ухмыльнулся и сделал глоток бодрящего средства из поданного деревянного стакана, в то время как старуха уже растирала в невысокой миске пучок каких-то водорослей вперемешку с оранжевыми и красными живыми рачками.
— Вот так и живем — пожаловался мне сидящий на соседней циновке Лука, покачивая в ладони такой же бокал.
— Завали вершу дырявую — посоветовала ему мрачная старуха и всесильный вождь поспешно умолк.
Закончив с хрустом перетирать хитин уже дохлой океанической живности, бабка влила туда розоватую жидкость из крохотной и явно древней склянки. Перемешав, принюхалась, одобрительно кивнула и, зачерпнув жижу рукой, принялась намазывать мне плечо, бормоча себе под нос какое-то заклинание.
— А пожрать дадут? — поинтересовался я, стараясь преодолеть рвущую плечо боль.
Такое впечатление, что все сучьи рачки ожили и принялись рвать обожженную кожу раскаленными клешнями…
— Не будь бабой! — рыкнула старуха, дыхнув мне в лицо сивухой — Как закончим — налью тебе своего особого. Эй! Лука! Засранец мелкий! Слышишь?
— Я теперь вождь, матушка Эрилла.
— Хер ты китовый, а не вождь — сплюнула бабка — С такими вождями мы точно вымрем.
— До меня был старый Вэнр…