Но именем твоим…
Шрифт:
Межевой комиссар нахмурился.
– Пан Славомир, я понимаю вашу иронию. Но кому-то ведь надо и по хозяйственной части править, княжество наше ныне в таком запустении и голи, что только чудо господне поможет нам роспись расходов государства выправить без понижения доли серебра в чеканке шелега… Я вам скажу, и в нашем деле нужна доблесть – пусть не такая, как на поле битвы, но доблесть ума. Иную битву с татарами куда легче выиграть, чем одолеть в единоборстве монетный двор венгерского короля Владислава с его свидницким подлым грошем… – Чувствовалось, что пан Станислав изрядно обижен намёками пожилого шляхтича.
Веренич кивнул.
– Простите
Пан Станислав облегчённо вздохнул.
– И вы на меня зла не держите…. Впрочем, мы отвлеклись от событий Крещения Господня пятьдесят третьего года – что там далее происходило в княжеском замке в Остроге?
Пан Веренич покачал головой.
– Чудные дела там творились, по словам пани Янины. На следующий день после пира Эльжбета попросилась у матери отправиться на конную прогулку – хотя до этого, в седле сидеть и выученная, интересу к этому занятию никогда не проявляла. Беата поначалу решила отправится с дочерью – но затем, по женскому обыкновению, передумала, попросив сопроводить юную княжну князя Василия. И когда Эльжбета, князь Острожский, гайдуки и коноводы, казаки надворной хоругви и посыльные, поездом в две дюжины всадников, выехали из ворот замка – на берегу Вилии их встретил оконь молодой Сангушко со своей челядью. Прогулка та продолжалась едва не до вечернего караула – и на следующий день всё повторилось вновь. Юная княжна вдруг сделалась истовой любительницей верхоконных выездов, и с каждым днём делались они всё дальше – иной раз до Свято-Троицкого монастыря в Межериче, иной раз – до Розважа, и бывало – и до Нетешина на Горыни! Благо, зима в том году была мягкой, морозы стояли некрепкие, лёд на реках едва в полвершка стоял – почему б и не покататься девице?
– Я так понимаю, каталась княжна не одна? – лукаво спросил пан Станислав.
Старый шляхтич улыбнулся.
– Ведомо, не одна. Гайдуки с нею были – всегда трое-четверо, коновод, казак дворовой сотни при сабле и пищали… ну, и пан Дмитрий Сангушко со своей челядью. Попервоначалу и князь Василий в этих выездах участвовал – но верхоконное дело было ему не в радость, и уже на третью поездку его племянница отправилась в сопровождении верного человека князя, шляхтича Марьяна Гиголы. Оный шляхтич должен был блюсти княжну от всяческих нестроений, паче всего оберегая её честь – но, будучи человеком в летах, к тому же склонным к доброму кубку, обычно отставал от поезда ещё у стен замка и занимал позицию в корчме у Нахима из Бердичева – где обычно и проводил время до возвращения гуляк, отдавая должное добрым медам да горилке, благо, пан Дмитрий щедро оплачивал его стол…. – Пан Веренич ухмыльнулся в усы.
– Стало быть, пани Эльжбета повседни напролёт проводила время рядом с князем Дмитрием? Без должного присмотра?
Старый шляхтич лишь развёл руками.
– Да если молодые влюблённые захотят быть рядом друг с другом – тут не то, что соглядатай, тут крепостные стены в десяток саженей не помогут… Тем более – как раз шла Масленица, гуляния, предчувствие весны… Дело молодое! Но, пане Стасю, вы всё ж не держите в уме злое – пан Дмитрий, хоть и отважный был шляхтич, и бесшабашный до одури – но понятие о чести имел безупречное. С Эльжбетой у них были лишь разговоры – но, по словам пани Янины, разговоры такого рода, что каждый раз, возвращаясь в замок, юная княжна пылала, словно майская роза…
– Ни
Старый шляхтич вздохнул.
– Никто эту женщину не мог понять – тем паче, простая нянька…. Янина говорила, что поначалу вдова князя Ильи отнеслась к ухаживаниям юного Сангушки за её дочерью вполне благосклонно – князь Дмитрий был знатен, богат, отважен, шляхетское звание своё ничем не запятнал – и, когда на Сретенье Господне он подослал к ней своего ближнего боярина, расспросить о возможном сватовстве – Беата отнеслась к этому весьма дружески.
– А как же решение Сейма в Вильне? Пани Костепецкая не могла пренебречь им, и князь Сангушко знал о нём…
Пан Веренич махнул рукой.
– Кто, будучи молодым, всерьез следует указаниям старших – хоть в семье, хоть в державе? Князь Дмитрий видел лишь Эльжбету, её пунцовые щёчки да шаловливые глазки – что ему было до решений Сейма? Ну а Беата была подружкой королевы-матери, и наверное полагала, что в случае нужды Бона Сфорца укажет сыну, как ему должно поступить…
– Но, насколько я помню, потом всё пошло противно воле молодого Сангушки?
Старый шляхтич вздохнул.
– На Великий пост Беата отъехала в Краков – в Остроге в это время делать ей было нечего, князь Василий, хоть и не был хозяином замка, но был старшим мужчиной в роду, и, сам будучи человеком крепкой веры, держал двор и замок в строгости, благочестии и почитании православного закона. Пост да молитва – что в этом интересного для особы вроде Беаты? На Вавеле ей было не в пример веселей…. Вернулась она лишь на Пасху – и к тому времени в Остроге уже все были уверены в грядущей свадьбе юной Эльжбеты и Дмитрия Сангушко, ждали лишь совершеннолетия княжны Острожской. Четырнадцать лет ей должно было исполнится в ноябре…
– И Беата?…
– Беата прислала князю Сангушко требование покинуть замок, вместе с челядью и ближними боярами. Немедля по приезду. Это был гром среди ясного неба – от матери Эльжбеты ждали ровно обратного… Никто в Остроге ничего не мог понять – кроме князя Дмитрия. Пани Янина вела дружество с камеристкой вдовой княгини Анны Ивановны – и рассказывала, что князь Дмитрий, получив столь враждебное послание Беаты, весь вечер метался в своих покоях, повторяя «Будь проклята проклятая итальянка!»
– Так это королева-мать Бона Сфорца расстроила этот брак? – удивился пан Станислав.
– Едва не расстроила.
– Да-да, помню, князь Дмитрий все же сочетался с юной княжной Острожской…. Всё же он был изрядный упрямец и себе на уме, молодой Сангушко!
Пожилой шляхтич кивнул.
– Сорвиголова, что тут и говорить…. Но вы, пане Стасю, учитывайте сюда же, что на Троицу была уже назначена свадьба князя Василия с Софьей, дочерью пана Яна Тарновского, великого гетмана коронного. Получалось, что Василий был желанным женихом, а князю Дмитрию Беата вынесла гарбуза, как это принято в русских воеводствах среди загоновой шляхты…. Это было двойной обидой! Стерпеть её было уже просто невозможно!
– Но молодой Сангушко все же уехал из Острога?
Пан Веренич развёл руками.
– Ну а что ему оставалось делать? В этот же день, не мешкая – гонору у него было в избытке…. А вместе с ним уехал и князь Василий – к себе в Туров. Но ни князь Дмитрий в Ковель, ни молодой Острожский в Туров – так и не доехали. Оба поезда остановились в Клевани, в замке Чарторыйского.
– Тот, что во времена Ярослава Мудрого был Колыванью? – блеснул эрудицией пан Станислав.
Старый шляхтич кивнул.