Ночь без алиби
Шрифт:
– Итак, согласно свидетельству Мозера, Дитер Коссак остался жив после взрыва, но в то же время в больнице умер какой-то Дитер Коссак, который не мог быть сыном родителей с первой группой крови; а поскольку у Вайнхольдов есть двое поныне здравствующих детей, то подделка ясна: Эдвин Вайнхольд не убивал ребенка, а лишь подменил имя и фамилию, чтобы избавиться от неудобного законного
– Ложь, гнусная ложь!
– кричит старый Вайнхольд, по пыл его быстро иссякает, и он опускает голову.
– Нет, Эдвин Вайнхольд, ваша жена во всем призналась Уле Мадер. Обе приехали сюда, когда мы с вами беседовали перед обедом. Показания фрау Вайнхольд явились лишь отправным пунктом, остальное выяснилось быстро. Она хотела помочь. Но не вам и не своему родному сыну, а приемному. Отважная женщина. Она еще не знает о преступлении, совершенном ее ближайшими родственниками. Напротив: она рассчитывала, что вы оба вернетесь домой, и тем не менее сказала всю правду. Думаю, что Дитер Коссак не оставит такую мать.
Сквозь слезы я вижу, как позеленело лицо Фрица. Его вытаращенные глаза полны животного страха.
– Фриц Вайнхольд, вы знали об этом?
– спрашивает его Вюнше.
Услышав свое имя, Фриц вздрагивает и поворачивается к отцу, но тот не отрывает глаз от пола.
– Да, - отвечает он еле слышно.
– Итак, вернемся к убийству Мадера.
Как же я забыл об этом! Убийца сидит здесь, в комнате, сказал Вюнше. Но кто он?
– Экспертиза установила, - говорит Вюнше, - что у Мадера была третья группа крови.
– Он вынимает из папки письмо с фотографией и держит их передо мной.
– Эти пятна крови, несомненно, принадлежат убитому. На фотографии мы обнаружили отпечатки пальцев, которые были оставлены там непосредственно после убийства, пока кровь еще не свернулась. Вы, Фриц Вайнхольд, утверждали, что в тот вечер, когда произошло убийство, ваш отец то и дело заходил в соседнюю с кухней комнату и мешал вам читать. Он как бы сновал между кухней и комнатой. Так ли это было?
– Да, - еле внятно отвечает Фриц.
– Это совпадает с показаниями фрау Вайнхольд. Ей я верю, но вам - нет. Действительно, Эдвин Вайнхольд, находясь дома, но мог совершить убийства. Но то, что дома были вы, ваша мать знала лишь со слов мужа, сама она вас не видела. А Эдвин Вайнхольд, как нам кажется, особого доверия не заслуживает. Вас не было дома, и не могло быть. Кровавые отпечатки пальцев на бумагах, лежавших в кармане Мадера, принадлежат вам, Фриц Вайнхольд!
Издав какой-то булькающий хрип, Фриц вскакивает со стула и бросается к дверям, но я, опередив полицейских, хватаю его за куртку. Вюнше надевает ему наручники. Фриц тычет скованными руками в сторону отца.
– Я не хотел этого делать! Поверьте мне, я не хотел! Он меня уговорил, запугивал до тех пор, пока я не согласился.
– В какой момент вы ударили Мадера ножом?
– Когда Вальтер прижал его к дереву. Я прятался за ним. Вальтер убежал. Я вынул бумаги из кармана Мадера и пришел домой раньше его.
– Чей был нож?
– Вальтера. Отец посоветовал взять его, когда я рассказал ему, что Вальтер поругался с Мадером у трактира. Потом я пошел вслед за ними в лес.
– А как быть с показаниями Мюллера?
– спросил я.
– О, его предоставьте нам, - сказал Гартвиг, улыбаясь.
– Еще одно преступление на его солидном счету.
Я стою у письменного стола и смотрю на Вюнше и Гартвига; мне хочется от души поблагодарить их, но я не нахожу нужных слов. Вюнше поднимается и, прощаясь, протягивает мне руку.
– Какое счастье, что не все затрудняют нам работу так, как вы, Дитер Коссак!