Ночь без звезд
Шрифт:
Закончив разбрасывать свежие водоросли поверх дерева, Флориан набрал крепких мясистых валтанов, самый маленький из которых был размером с его голову, и бросил их в прицеп.
Появился Тил с повисшей головой, в грязной шерсти застряли мелкие веточки и шишки напсвина.
— Ничего не поймал? — спросил Флориан. — И зачем я тебя только держу?
Тил запрыгнул на пассажирское сиденье и посмотрел на хозяина жалким взглядом.
Флориан доехал до навеса для сушки древесины, запрятанного в глубине соснового бора рядом с противопожарной просекой ФБ39, и повесил сетку с валтанами. Потребуется по крайней три месяца, чтобы они как следует высушились во влажной атмосфере долины Альбина. Несколько
Вечер Флориан любил больше всего и проводил его по-особенному. Стоило солнцу начать спуск за горизонт, лесничий клал в топку несколько поленьев и ставил на плиту большую кастрюлю, чтобы приготовить кроличью похлебку. Кухня занимала половину гостиной. За годы он обзавелся несколькими кастрюлями и сковородками и полным ящиком новых кухонных приспособлений. В глиняных банках с плотными крышками он держал муку и сахар. Пряные травы из огорода он сушил, развешивая пучки на решетке прямо над плитой. Флориан собирался, накопив достаточную сумму со своей мизерной зарплаты, купить холодильник, пусть даже и придется потом платить за электричество в два раза больше.
Пока он отправился в курятник. Нашел три свежих яйца.
— На завтрак нам хватит, мальчик, — довольно сказал он Тилу.
Пес завилял хвостом по ту сторону проволочной сетки. Тилу больше не дозволялось заходить внутрь — после того как два года назад он слегка увлекся. Ради его же пользы: куриные когти оставили у него на носу отметину.
Дальше — хлев с козами. Флориан сел на скамеечку и подоил Эмбеллу. Она давала чуть больше полулитра молока, именно поэтому он и не торопился с холодильником.
Войдя в избушку, он замесил тесто на завтра, не забыв добавить несколько листочков розмарина, а затем обминал его добрых десять минут, прежде чем скатать в шар. Он вытащил из миски вчерашнее тесто, которое успело подняться, и положил в нее новое. Покрыл миску влажной тряпкой, а затем проверил температуру в печке — та уже нагрелась до двухсот градусов по Цельсию.
Флориан сунул хлеб в печку, помешал похлебку. Почти все дела переделал.
— Отправлюсь сегодня вечером кое-куда, мальчик, — сказал он Тилу. — Очень уж хочется баранинки на следующую неделю.
Подпрограмма в его макроклеточных ячейках начала обратный отсчет. Флориан написал дополнительный код для таймера, чтобы тот мог отсчитывать как в прямом, так и в обратном направлении. Лесничий устроился в удобном кресле, выключил электрическую лампочку и закрыл глаза.
Программы расцветили темноту разноцветными искрами, и те быстро слились в образ Ангела-воительницы — стандартный символ активации элитария. Появились полоски полупрозрачного цвета, похожие на ковкое стекло, их можно было сгибать, скручивать и растягивать для иллюстрации — в основном для графики, элитарии называли ее икографикой. Раньше, по молодости, Флориан часто пользовался ими, структурируя уравнения. Они помогали создавать трехмерные поля и вводить в них темные буквенно-цифровые символы, создавать матрицы чисел, управляемые уравнениями, преобразовывать физику в математику, объясняя строение мира. Тогда он многого добился в своих творческих начинаниях. Флориан покопался в рутине икографического форматирования и начал добавлять собственный код, улучшая функционал.
Перед внутренним взором Флориана развернулась мысленная картина. Теперь он сидел не в темной избушке в долине Альбина, а на пляже тропического острова. Кожа ощущала солнечное тепло, он чувствовал запах морского воздуха — свое представление о нем Флориан составил по описанию, где-то вычитанному: пахнуть должно было чем-то вроде сладкой розы. Волны плескались у белоснежного песка. Флориана окружал
Картинка выглядела не идеально. В некоторых местах не хватало цвета. Другие участки становились то двух-, то трехмерными. Но Флориан, исследуя способности своих макроклеточных ячеек, стремился улучшить изображения, возникающие в его сознании. Он смог добиться эффекта благодаря коду. Код был королем. Код превратился теперь в его настоящую жизнь.
Флориан откинулся на спинку кресла и включил аудиопрограммы. Они открывались вокруг него, столбец за столбцом, написанные его собственными подпрограммами. Теперь он мог проигрывать музыку из файла. Четкость оставляла желать лучшего, иногда музыка затихала. Во многом это зависело от радио; в долине Альбина сигнал ловился очень плохо: атмосфера влияла на коротковолновые сигналы, а новые станции, ведущие трансляцию на средних волнах из Ополы, блокировались высокими холмами, окружавшими долину.
Но Флориан уже все продумал. Он собирался создать программу, которая сумела бы на основе скудных музыкальных файлов сочинять новую музыку, а он выступил бы в качестве дирижера. Флориан также хотел сконструировать радио, ловящее средние волны, и поставить антенну на вершине холма. И преобразователь, меняющий аналоговые сигналы на цифровые, чтобы макроклеточные ячейки могли принимать их напрямую, тогда ему больше не пришлось бы полагаться на малоэффективные старые уши. Идеи просто обуревали голову лесничего. Теранния присылала ему книги по математике и радиоделу, но в мимеографических копиях с оригиналов не рассказывалось того, чем он действительно интересовался. Учебники снабжали его лишь фундаментальными знаниями, а для настоящего решения проблемы приходилось писать код. Код мог все. Код мог спасти мир.
Через три часа, после того как стемнело, Флориан поехал на «Опенленде» к озеру в самой нижней точке долины. Зрение элитария позволяло ему не включать фары и видеть зернистый с зеленоватым оттенком пейзаж. Заметить его полноприводный автомобиль могли лишь такие же, как он.
Озеро протянулось на семь километров в длину и три в ширину. В него впадали девять ручьев, из дальнего конца вытекала река Келлехар — один из сотен притоков, впадающих в реку Крисп, которая орошала земли к северу от Сансонских гор вплоть до Притволдса и побережья к западу от Ополы.
Флориан подъехал к окраине поселения ватни и заглушил двигатель. Пришельцы прожили здесь более шестидесяти лет, они поднимались от побережья вверх по течению, а затем спускались вниз по притокам. Ватни старались селиться на берегах озер вдали от больших человеческих городов. Хижины их напоминали длинные цилиндрические конструкции, сплетенные из ветвей сосен и бровников, и вместе составляли один мудреный лабиринт.
Благодаря инфракрасному зрению Флориан увидел яркие алые пятна очага в центре большой хижины, из длинных глиняных дымоходов поднималась более прохладная янтарная дымка. Ватни почти не имели дел с людьми; да и культура их слишком разнилась. На Аквеусе они даже огня не знали. На крошечных островах водного мира никогда не росли деревья. Лучшим созданием их биосферы оставался остроконечный коралловый лишайник. Тем не менее, когда первые семьи ватни прибыли на Бьенвенидо, они с готовностью восприняли нововведение и теперь готовили еду на огне. Рассказывали, будто предки их вспоминали: в мире до Бездны тоже существовал огонь. Популярным предметом торга у них были ножи и простейшие инструменты. В некоторых крупных прибрежных поселениях имелось даже электричество из электросетей Бьенвенидо.