Ночь Безумия
Шрифт:
Это было, как во множестве других снов: она летела, плыла сквозь воздух, как рыба сквозь воду; ей даже не надо было изгибаться, как рыбе, – достаточно было только подумать о полете.
Кирша чувствовала, как ночной воздух холодит ее кожу – покрывало осталось на постели, – слышала голоса на улице, какие-то крики... Ей подумалось, с чего бы это, но она отогнала вопрос: сновидение не обязано подчиняться здравому смыслу.
Это был самый странный из всех ее снов о полете: он начался со смутного кошмара, а потом
Оказавшись у окна, она отодвинула задвижку, распахнула ставни – вернее, заставила ставни распахнуться, не касаясь их, – и выглянула в ночь.
Люди летали – множество людей. Кирша счастливо улыбнулась, подумав, что не она одна обрела этот дар. Распахнув створку, она собралась выпорхнуть на улицу. И вспомнила, что обнажена.
Может, во сне это и не имело значения, но она ненавидела сны, где ей приходилось появляться на людях голой и ловить на себе чужие взгляды. Поэтому она быстренько слетала к сундуку и вытащила тунику и юбку.
Мигом позже она уже парила над улицей, глядя, как люди бегут внизу и летают вверху. Кирша не видела никого знакомого, а с незнакомыми заговаривать не хотела даже во сне – пока, во всяком случае, – так что не стала подниматься выше, к другим летунам.
Все почему-то двигались в одном направлении, а Кирше туда не хотелось. Ей хотелось на улицу Красильщиков – заглянуть в тамошние лавочки и поглядеть, каких цветов бывают одежды в таком изумительном сне. Два дня назад они с матерью были там, и Кирша пришла в восторг от великолепия красок, но матушка отказалась купить ей какую-нибудь из замечательных новых материй на тунику.
А за углом там лавка ювелира, куда ее родители вообще ни ногой.
Но в этом сне родителей не было, так что Кирша могла делать все, что ей вздумается.
Почему бы не разбить окно в лавке и взять, что понравится, а потом улететь большой яркой птицей. Или полететь к меньшей луне, узнать, почему она розовая, а по пути найти себе прекрасного принца из Малых Королевств или сардиронского барона, а потом...
Она слишком забегает вперед, решила Кирша. Сперва надо выяснить, есть ли в мире этого сна улица Красильщиков.
Внизу, под ней, народ кричал и вопил, но девушке было не до того. Она со смехом завернула за угол.
Кто-то орал благим матом, и раздраженный спросонья Кеннан-Насмешннк понял, что именно этот вой его и разбудил.
Шум быстро удалялся – кто бы ни орал, сейчас он удирал, и весьма поспешно. Однако что-то во всем этом встревожило Кеннана, так что он решил снова не засыпать.
Потом по коридору кто-то пробежал, закричала жена его сына Санда, и Кеннан выбрался из постели и схватил халат.
– В чем дело? – осведомился он, выходя в темную прихожую. – Что происходит?
Никто не ответил; он поспешил к двери спальни сына – она стояла открытой. Кеннан помедлил – Акен и Санда дорожили своим уединением – и осторожно переступил порог.
Акена видно не было; Санда свесилась через подоконник.
– Вернись!.. Верните его! – кричала она.
– Что стряслось? – снова спросил Кеннан.
Санда обернулась. Даже в тусклом свете от распахнутого окна Кеннан разглядел слезы на ее щеках.
– Он пропал, – сказала она. – Его забрали.
– Кто пропал? – растерянно переспросил Кеннан.
– Акен, – ответила Санда. – Я была внизу, закрывала ставни, услышала его крик и побежала наверх узнать, что случилось... смотрю – окно распахнуто, и... взгляните на задвижку!
Кеннан взглянул. Железная щеколда была вывернута и смята в комок.
Кеннан все еще ничего не понимал. Не понимал, куда подевался Акен, не понимал, что произошло со щеколдой. Похоже было, что кто-то очень сильный смял ее в кулаке.
Акен был сильным юношей – но не настолько.
– Где он? – спросил Кеннан.
– Там! – Санда махнула в окно. – Я видела, как он летел. Его забрали!
– Кто забрал? – До Кеннана что-то начало доходить, хоть это ему и не нравилось. – И что значит – летел?
– Летел! По воздуху! Как маг! Волшебники его и взяли!
– Санда, да ты свихнулась – зачем волшебникам Акен? И каким волшебникам?
– Тем, что на улицах, – сказала она, тыча вниз пальцем. – Они роятся кругом и все рушат. И они забрали вашего сына. Я видела.
Не то чтобы Кеннан и вправду хотел посмотреть, но он все же на цыпочках пересек комнату и через плечо Санды выглянул в окно.
Все было, как сказала его невестка. Вдоль улиц и над крышами летели на север люди, кое-где за ними летели и вещи – одежда, украшения, мебель., Все это было совершенным безумием.
И нигде ни следа Акена.
Подобно многим другим, Зарек Бездомный с криком очнулся от кошмара и был весьма удивлен, услышав по меньшей мере дюжину других голосов, вопящих так же, как он. Он сел, не выпуская края побитого молью одеяла, и огляделся.
Он лежал в центре Стофутового поля, неподалеку от места, где Кривой переулок вливается в Пристенную улицу. Кругом валялись драные одеяла, теснились шатры и наспех сколоченные хижины городской бедноты – голоса неслись отовсюду, хотя их число, казалось, быстро уменьшалось.
Неподалеку вспыхнул фонарь, из шатра крошки Пелиррин донеслись взволнованные крики.
– Заткнитесь и дайте спать! – рявкнул кто-то: двое или трое крикунов никак не унимались.
Один голос превратился в тихий стон; другой смолк. Наконец стал слышен единственный звук – женщина подвывала тоненько, на одной ноте: так мог бы плакать ночной ветер, если бы ночь не была так тиха.