Ночь длинных ножей. Борьба за власть партийных элит Третьего рейха. 1932–1934
Шрифт:
Но Гитлер еще не вернулся из Берхтесгадена. Он решил выждать – пусть противник выдаст свои намерения. Фюрер хорошо помнит правило: надо знать, какую игру затеял твой противник. Поэтому Гитлер живет в своем шале и, принимая делегации из соседних деревень, похлопывает по щекам детишек. Генерал фон Рейхенау, приехав в секретариат Канцелярии, настаивает, чтобы ему сообщили, когда появится фюрер, и ему говорят, что он наверняка приедет завтра, в среду 27 июня, но надолго в столице не задержится.
Рейхенау возвращается на Бендлерштрассе. Отсутствие Гитлера только усиливает общую неуверенность, создавая ощущение, что возможно все. У абвера есть новые сведения для Рейхенау. В одном из зданий, принадлежащих СА (штаб-квартире на Рейтерштандарте, 28), расположенном напротив дома, где живет французский дипломат, штурмовики регулярно устраивают учебные пулеметные стрельбы. Дипломат, несомненно, уже сообщил об этом в Париж, поскольку стрельба хорошо
Стрельба из пулеметов не выходит из головы у тех, кто готовит ликвидацию Рема и его СА. Гиммлер, Гейдрих, Рейхенау – все те, кто фабриковал и использовал документы, порочащие штурмовиков, – столкнулись с фактом, который подтверждает, что их опасения не напрасны. Учебные стрельбы говорят о том, что штурмовики и вправду могут нанести удар, что они действительно готовят переворот. Как обычно, люди, живущие в мире теней, уверены, что все окружающие только и делают, что готовят заговоры. У Гиммлера и Гейдриха к решимости теперь примешивается страх. Встревожился даже Геринг. Во вторник 26 июня он произносит речь в Гамбурге. Его слушает смешанная аудитория, состоящая из членов семей богатых судовладельцев и местных нацистов, часть из которых когда-то работала на них. Геринг – сама любезность. Сегодня он совсем не похож на того демагога из Нюрнберга, который обрушивает громы и молнии на головы врагов партии. Он не угрожает консерваторам и не оскорбляет их, а говорит о необходимости союза с Гитлером, намекая на то, что сам он тоже испытывает некоторые опасения. «Тех же, кто мечтает об установлении порядка в стране, кто помнит величие и дисциплину, царившую в годы империи, – говорит Геринг, – я хочу заверить в том, что единственный человек, способный снова сделать Германию сильной, а бывшим солдатам Гогенцоллернов вернуть уважение общества, – это Адольф Гитлер... Мы, живущие сегодня, должны радоваться, что у нас есть Адольф Гитлер». Для Геринга звук пулеметных очередей СА, вероятно, противоречит словам Франца фон Папена, произнесенным им в Марбурге. Герману Герингу, герою войны, получившему погоны генерала из рук самого Гинденбурга, женатому на Карин, шведской аристократке, самому консервативному из всех нацистов, близки по духу юнкера, члены Офицерского корпуса и рейхсвер. Поэтому нет ничего удивительного в том, что он пытается сохранить свои связи с консерваторами.
Некоторые подозревают его в том, что он думает только о своей карьере, которая волнует его гораздо больше, чем судьба нацистского режима. За Герингом внимательно следят; генерал фон Рейхенау, человек непомерного честолюбия, опасается, что Геринг в один прекрасный день станет министром рейхсвера, возможно, в новом рейхе. Вероятно, ненависть Рейхенау к СА, его связи с гестапо, Черной гвардией Гиммлера и Гейдриха, и объясняются тем, что он хочет обезопасить себя от генерала Геринга.
В этом кипящем котле амбиций, интриг и соперничества, который называется Третьим рейхом, каждый человек должен уметь защищать себя от врагов. Хороши любые союзники. Герман Геринг нуждается в консерваторах и потому с легкостью простил фон Папену его речь в Марбурге, другие же никогда не простят ему этой речи.
Вице-канцлер Франц фон Папен решил провести вторник 26 июня в Вестфалии, у своих родственников. Банкет, последовавший за венчанием, затянулся далеко за полночь, и Папен, уставший после нескольких очень тревожных и напряженных дней, рассчитывает отдохнуть. Утром он долго гуляет со своим секретарем, но к полудню из Берлина приходит коммюнике и разбивает все его надежды на краткий отдых. «26 июня мне позвонил Чиршский и сообщил, что гестапо только что арестовало Эдгара Юнга». Юнг – выдающийся журналист, обладающий политическим мужеством. Он от имени Папена поддерживал связь с маршалом Гинденбургом в Нейдеке. Он написал текст Марбургской речи, которую Папен и его помощники только слегка подправили. Гестапо все это известно. И оно хотело бы узнать больше, ибо никогда никому ничего не прощает.
Друзья Юнга рассказывают о том, как действовали люди Гиммлера и Гейдриха. Тревогу подняла домработница Юнга. Она приехала в его квартиру во вторник утром, около девяти часов. Открыв дверь, она ужаснулась – по всей прихожей валялась одежда, ящики стола в кабинете были выдвинуты, а по разбросанным повсюду бумагам она догадалась, что здесь что-то в спешке искали. В спальне вся мебель была перевернута, а кровать не заправлена. Нет сомнений, что к Юнгу ворвались, когда он еще спал. Он, по-видимому, пытался сопротивляться. Домработница в ужасе обзвонила всех известных ей друзей Юнга, но не стала звонить в полицию, поскольку увидела на стене надпись, сделанную рукой журналиста. Ему, должно быть, разрешили на минуту зайти в ванную, и он успел написать карандашом на стене слово «гестапо». В разгромленной квартире Юнга собрались сотрудники вице-канцлера и близкие друзья журналиста. Разбросанные повсюду вещи и бумаги стали серьезным предупреждением о грядущих бедах. Что же делать? В первую очередь, конечно, надо найти Папена. Чиршскому наконец удается связаться с ним в Вестфалии. Папен просит еще раз подробно рассказать о случившемся – ему надо все обдумать. Впрочем, как только он услышал слово «гестапо», ему сразу все стало ясно. Гейдрих и Гиммлер решили нанести первый удар и спустили с цепи своих волкодавов. Но как далеко они зайдут? Папен решает немедленно вернуться в Берлин. Надо попытаться вырвать Юнга из лап мучителей, к тому же надо выяснить, кого еще они задумали арестовать и за что. Кроме того, Папен думает и о том, как обезопасить себя. Он надеется, что в кругу официальных лиц Берлина он будет застрахован от внезапного ареста и наемных убийц. Вторник 26 июня – с арестом Юнга борьба начинается.
Папен приезжает в Берлин в среду 27 июня. С юго-запада на столицу наползают черные грозовые тучи. Во время посадки самолет Папена чуть было не снесло ветром. На аэродроме вице-канцлера, охваченного тревогой, которая стала еще сильнее от усталости, встречает Чиршский. Он ждет его на взлетной полосе. Им приходится придерживать шляпы – сырой ветер вздымает полы их плащей и поднимает с земли фонтанчики пыли. После серии быстрых консультаций Папен разрабатывает план спасения Юнга, ведь освобождение журналиста – залог его собственной безопасности. Но Францу фон Папену не удается встретиться с Гитлером; в Канцелярии ему сообщают, что фюрер только что вернулся из Мюнхена и отдыхает. Геринга в Берлине нет – он произносит речь в Кельне. Папен едет на Принц-Альбрехт-штрассе, 8, где ему удается добиться приема у рейхсфюрера СС Гиммлера. Руководитель Черной гвардии холоден и корректен; он успокаивает вице-канцлера – Юнга допросят, а потом отпустят. О чем его допрашивают, он пока сказать не может. Позже Папен вспоминал события этого дня так: «Вернувшись в Берлин, я попытался встретиться с Гитлером или Герингом, но их не было. В отчаянии я бросился к Гиммлеру и принялся яростно протестовать против ареста Юнга, но он ответил, что Юнга арестовали по обвинению в незаконных контактах с иностранными государствами и он находится под следствием. Гиммлер сказал, что не может пока сообщить никаких подробностей, но пообещал, что моего коллегу скоро отпустят».
Папен – очень осторожный человек. Он знает, что иногда надо набраться терпения и ждать, поскольку сопротивляться бессмысленно; надо сохранить лицо, делая вид, что веришь официальным объяснениям. Он очень опытный человек. Поведение Гиммлера и уклончивость Гитлера и Геринга убеждают его в том, что период примирения закончился. Он возвращается домой, оставив Юнга в лапах гестапо. Никто никогда не узнает, что пришлось перенести этому журналисту в застенках большого здания на Принц-Альбрехт-штрассе, 8. Никто этого не узнает, потому что Юнг стал первой жертвой «ночи длинных ножей».
Только человек, варящийся в этом котле, может почувствовать, как нарастает напряжение, для большинства же немцев жизнь течет мирно и спокойно. Газета «Национал цайтунг» в передовой статье под названием «Ситуация в Германии» сулит народу светлое будущее. Третий рейх сумел справиться с нищетой и безработицей, а ведь никто до него этого сделать не смог. «Так давайте же поблагодарим нашего фюрера, Адольфа Гитлера, который нашел работу для всех».
По берлинскому радио выступает Розенберг – он обращается к школьникам и студентам. По всей стране учащиеся сидят в классах и слушают идеолога партии, который заявляет: «Германия оказалась вовлеченной в политическую борьбу, которая является одновременно и духовной борьбой, не имеющей прецедента в истории... Необходимо, чтобы все наши сограждане ценили единство Германии. Вы должны служить этому единству, поддерживая в своих рядах дух истинного товарищества». В классах учителя обсуждают речь со своими учениками: что означает дух истинного товарищества в новом рейхе? Первыми отвечают члены гитлерюгенда – это товарищество солдат на фронте, нерушимое единство старых бойцов. Во время речи Розенберга молодые блондины, одетые в черные и коричневые рубашки, думают о том, что их сплотила настоящая мужская дружба, как в годы войны. А уж нацистская партия позаботится о том, чтобы военное положение сохранялось и дальше.
В нескольких сотнях метров от одной из берлинских школ Гиммлер устраивает в своем кабинете в штаб-квартире гестапо совещание окружных руководителей службы безопасности СС, которые следят за штурмовиками. Акция, говорит он, начнется очень скоро. Все руководители по очереди докладывают о том, что они будут делать во время этой акции, после чего Гиммлер отдает последние распоряжения, уточняя детали. В тот же самый день в здание на Бендлерштрассе является Зепп Дитрих и требует, чтобы соединениям лейбштандарта «Адольф Гитлер» было выделено оружие – фюрер поручил им очень ответственное задание.