Ночь – мой дом
Шрифт:
Вот ведь досада, черт его дери.
— Налей-ка и мне, а?
Мазо повернулся и увидел, что на диване у окна сидит Джо. На колене у него лежал его «Сэвидж-32» с максимовским глушителем, привинченным к дулу.
Мазо не удивился. Ничуть. Его заинтересовало лишь одно:
— Где ты прятался?
Он налил Джо и принес ему рюмку.
— Прятался? — переспросил Джо, принимая ее.
— Когда Зеппе проверял номер.
Джо указал Мазо на кресло стволом «тридцать второго»,
— Я не прятался. Я сидел вот там, на кровати. Он вошел, и я его спросил, хочет ли он работать на того, кто завтра будет жив.
— И больше ничего не потребовалось? — осведомился Мазо.
— Потребовалось, чтобы ты захотел поставить вшивого болвана вроде Крота на ключевую позицию. У нас тут развернулось отличное дело. Великое дело. А ты явился и в один день все порушил.
— Такова человеческая натура, ведь правда?
— Чинить то, что не сломано? — уточнил Джо.
Мазо кивнул.
— Черт побери, — произнес Джо, — так не должно быть.
— Не должно быть, — согласился Мазо. — Но обычно все именно так.
— Знаешь, сколько сегодня погибло людей из-за тебя и из-за твоей паршивой жадности? Из-за тебя, якобы «жалкого итальяшки с Эндикотт-стрит»? Нет, ты не такой.
— Может быть, когда-нибудь у тебя будет сын. И тогда ты поймешь.
— Пойму? — проговорил Джо. — И что же я пойму?
Мазо пожал плечами, будто слова могли запятнать эту истину.
— А как мой сын? — спросил он.
— Сейчас-то? — Джо покачал головой. — Уже всё.
Мазо представил себе, как Крот лежит ничком на полу соседнего номера, с пулей в затылке, и лужа крови растекается по ковру. Он удивился, какая глубокая и внезапная скорбь его охватила. Черная, и беспросветная, и безнадежная, и ужасающая.
— Я всегда хотел такого сына, как ты, — сказал он Джо и сам услышал, как голос его сорвался. Он опустил взгляд на свою рюмку.
— Забавно, — произнес Джо. — А я никогда не хотел, чтобы ты был моим отцом.
Пуля вошла Мазо в горло. Последним, что он увидел, была капля его крови, падающая в рюмку анисовой.
И потом все вернулось в черноту.
Падая, Мазо уронил рюмку, грохнулся на колени, врезался головой в столик. Теперь голова его лежала на правой щеке, пустой глаз уставился в стену слева. Джо встал, осмотрел глушитель, который он сегодня днем приобрел в магазине бытовой техники за три бакса. Ходили слухи, что конгресс намерен поднять цену до двухсот, а потом вообще их запретить.
Жаль.
Джо прострелил Мазо темя, для верности, не более того.
Когда разоружали головорезов Пескаторе, обошлось без борьбы вопреки опасениям Джо. Люди не любят бороться за человека, который так мало заботится об их жизнях, что поставил командовать идиота вроде Крота. Джо вышел из люкса Мазо, закрыл за собой двери и посмотрел на всех, кто стоял вокруг. Он не очень понимал, что будет дальше. Дион вышел из номера Крота, и все они какое-то время постояли в коридоре. Тринадцать мужчин и несколько автоматов.
— Я не хочу никого убивать, — наконец произнес Джо. Он посмотрел на Энтони Сервидона. — Ты хочешь умереть?
— Нет, мистер Коглин, я не хочу умирать.
— Кто-нибудь хочет? — Джо обвел взглядом коридор и получил в ответ серьезные покачивания головами. — Если хотите назад в Бостон — отправляйтесь, счастливого пути. Если хотите остаться здесь, пожариться на солнышке, познакомиться с красотками, тогда у нас есть для вас работа. Нынче мало кто предлагает работу, так что сообщите нам, если вас заинтересовало это предложение.
Джо не мог придумать, что еще сказать. Он пожал плечами, и они с Дионом сели в лифт и спустились в вестибюль.
Неделю спустя, в Нью-Йорке, Джо с Дионом вошли в кабинет, располагавшийся в задней части одной страховой конторы в Среднем Манхэттене, и сели напротив Счастливчика Лучано.
Теория Джо о том, что самые пугающие люди — одновременно и самые запуганные, тут не сработала. В Лучано не ощущалось страха. В глубине его мертвенного, как гиблое море, взгляда не таилось вообще ничего похожего на человеческие чувства. Там слабо виднелась лишь бесконечная черная ярость.
Этот человек знал о страхе лишь одно: как вселять его в других.
Безупречно одетый, он мог бы показаться привлекательным мужчиной, если бы его кожа не напоминала телячью отбивную, по которой хорошенько прошлись мясницким молотком. Его правый глаз все время смотрел вниз: следствие неудачного покушения в двадцать девятом. Его огромные руки, казалось, способны сдавить череп, пока тот не лопнет, как помидор.
— Вы двое, вы надеетесь потом выйти из этой двери обратно? — осведомился он, когда они сели.
— Да, сэр.
— Тогда расскажите мне, почему это я должен заменить свою бостонскую администрацию.
Они это сделали. Пока они говорили, Джо все пытался высмотреть в этом темном взгляде хоть какой-то признак, что собеседник понимает их доводы, но они разговаривали словно с мраморным полом: в ответ получаешь собственное отражение, если поймаешь нужный угол.
Когда они закончили, Счастливчик встал и посмотрел в окно на Шестую авеню.
— Вы в тех краях наделали много шума, — произнес он. — Что случилось с той святошей, которая померла? Ее отец был шеф полиции, так?