Ночь – мой дом
Шрифт:
Они наклонили стул назад, и он закричал под клейкой лентой, этот звук ударил ему в уши: они толкали его за борт. Голову покрывал колпак, но Джо все-таки зажмурился. Он слышал, как из ноздрей у него выходит дыхание — отчаянно и прерывисто. Если дыхание может умолять, то его дыхание сейчас умоляло.
Стул остановился, натолкнувшись на стенку. Теперь Джо сидел на нем под углом градусов в сорок пять. Он прикинул, что его ступни и передние ножки стула находятся в полутора-двух футах от палубы.
Кто-то снял с него ботинки. Потом — носки. Потом — колпак.
Он захлопал веками при этом резком возвращении света. И не просто света, а флоридского — невероятно мощного, пусть
Когда он снова обрел ясность зрения, то сразу увидел отцовские часы. Они покачивались у него перед глазами. Потом за ними проступило лицо Альберта. Он продемонстрировал Джо, как открывает карман своего дешевенького жилета и опускает туда часы. — До этого я обходился «элджином», [52] — сообщил он и наклонился вперед, упершись руками в колени; послал Джо свою знаменитую улыбочку.
52
«Элджин» — американская компания, выпускающая недорогие часы.
Позади него двое тащили к ним по палубе что-то тяжелое. Что-то из черного металла. С серебристыми ручками. Они приблизились. Альберт с поклоном и гостеприимным жестом отступил, и они втолкнули эту штуку прямо под ноги Джо.
Лохань. Такие встречаются на летних вечеринках с коктейлями. Хозяева наполняют их льдом, бутылками белого вина и хорошего пива. Но сейчас в ней никакого льда не было. Или вина. Или хорошего пива.
Лишь бетон.
Джо задергался под веревками, но это было все равно что дергаться под упавшим на тебя кирпичным домом.
Альберт шагнул ему за спину, толкнул стул, тот упал вперед, и ноги Джо погрузились в бетон.
Альберт с отстраненным любопытством ученого наблюдал, как он борется или пытается бороться. В сущности, Джо мог шевелить только головой. Его ноги погрузились в лохань — и ясно было, что там они и останутся. Ноги выше ступней были уже крепко стянуты веревкой, от лодыжек до колен. Он не мог ими дернуть. Вообще не мог. Судя по ощущениям, бетон смешали заранее: он уже не был жидким. Ноги увязли в нем, точно в губке.
Альберт уселся на палубу перед ним и стал смотреть Джо в глаза. Бетон начал затвердевать. Под босыми подошвами, казалось, уже не губка, а что-то потверже. Это ощущение начало пробираться выше, к икрам.
— Схватывается не сразу, — пояснил Альберт. — На это уходит больше времени, чем можно подумать.
Джо чуть приободрился, когда увидел слева небольшой барьерный островок, невероятно похожий на Эгмонт-Ки. Больше вокруг них ничего не было, лишь вода и небо.
Иларио Нобиле принес Альберту холщовый шезлонг. Он не встречался с Джо взглядом. Альберт поднялся с палубы, отрегулировал шезлонг так, чтобы блеск моря не слепил ему глаза. Наклонился вперед, свел ладони между колен. Они были на буксирном судне. Джо вместе со стулом прислонялся к задней стенке рубки, его усадили лицом к корме. Отличный выбор корабля, одобрил Джо: по их виду не скажешь, но буксиры быстроходны и чертовски маневренны, они могут развернуться на крохотном пятачке.
Альберт с минуту повертел часы Томаса Коглина на их цепочке, как мальчишка крутит мячик на резиночке. Он подбрасывал их в воздух и потом со щелчком ловил в ладонь. Он сказал Джо:
— Они отстают. Ты знаешь?
Даже если бы мог говорить, Джо вряд ли стал бы отвечать.
— Такие большие, дорогие часы, а не могут даже время правильно показывать. — Он пожал плечами. — Так и со всеми деньгами в мире, верно я говорю, Джо? Все деньги в мире и еще кое-какие вещи предназначены лишь для того, чтобы следовать своим курсом. — Альберт поднял взгляд на серое небо, посмотрел на серое море. — В эту гонку мы вступаем не для того, чтобы прийти вторыми. Мы все знаем, каковы в ней ставки. Провалил дело — подыхай. Доверился не тому? Поставил не на ту лошадку? — Он щелкнул пальцами. — Привет. Есть у тебя жена? Дети? Большая неудача. Планировал на следующее лето съездить в старую добрую Англию? Планы только что изменились. Думал, ты завтра еще будешь дышать? Трахаться, есть, мыться? Нет, не будешь. — Он подался вперед и ткнул пальцем в грудь Джо. — Ты будешь торчать на дне Мексиканского залива. И весь мир для тебя будет закрыт. Черт побери, да если какие-нибудь две рыбешки заплывут тебе в ноздри, а еще несколько выжрут тебе глаза, ты этого и не заметишь. Ты уже будешь с Богом. Или с дьяволом. Или нигде. А где ты не будешь, Джо? — Он простер руки к тучам. — Вот здесь. Так что хорошенько наглядись напоследок. Сделай несколько глубоких вдохов. Запасись кислородом. — Он сунул часы обратно в жилетный карман, наклонился вперед, обхватил его лицо ладонями и поцеловал Джо в макушку. — Потому что сейчас ты умрешь.
Бетон застыл. Он стиснул пальцы ног Джо, его пятки, его икры. Стиснул с такой силой, что Джо даже решил, может быть, там сломались какие-то кости. А может, и все кости.
Он встретился взглядом с Альбертом и указал глазами на свой левый внутренний карман.
— Поставьте его, — велел Альберт.
— Нет, — попытался выговорить Джо, — загляни ко мне в карман.
— Мм… мм… мм! — передразнил его Альберт, выпучив глаза. — Покажи класс, Коглин. Хоть немного. Не надо умолять.
Они разрезали веревку у Джо на груди. Джино Валокко пришел с ножовкой, опустился на колени и стал перепиливать передние ножки стула, отделяя их от сиденья.
— Альберт, — силился произнести Джо сквозь клейкую ленту, — загляни в этот карман. В этот карман. В этот карман. В этот.
С каждым словом «этот» он дергал головой и глазами в сторону кармана.
Альберт смеялся и продолжал его передразнивать. Его примеру последовали некоторые другие, Фаусто Скарфоне даже изобразил обезьяну, издавая «ху-ху-ху» и почесывая подмышки. Джо снова и снова дергал головой влево.
Левая ножка стула отделилась от сиденья, и Джино принялся за правую.
— Хорошие наручники, — заметил Альберт, обращаясь к Иларио Нобиле. — Сними-ка. Никуда он не денется.
Джо видел: ему удалось заинтриговать Альберта. Тот хотел заглянуть к Джо в карман, но так, чтобы не казалось, будто он уступил желаниям своей жертвы.
Иларио снял с Джо наручники и кинул их к ногам Альберта, видимо, потому, что Альберт еще не заслужил достаточно уважения, чтобы их ему дали в руки.
Правая ножка стула отломилась, они вытянули стул из-под Джо, и теперь он стоял выпрямившись, стоял в лохани с бетоном.
— Тебе разрешается один раз воспользоваться одной рукой, — произнес Альберт. — Или сорви ленту со рта, или покажи мне, за что ты там пытаешься купить свою жалкую паршивую жизнь. И то и другое сделать нельзя.
Джо не раздумывал. Он сунул руку в карман. Вынул фотографию и кинул ее к ногам Альберта.
Альберт подобрал ее с палубы. В этот момент за его левым плечом, возле Эгмонт-Ки, появилась маленькая точка. Альберт смотрел на снимок, подняв бровь, со своей мерзкой улыбочкой. Вначале он не увидел в этой фотографии ничего особенного. Потом его взгляд снова пробежал справа налево и начал медленно двигаться вправо. А потом он застыл.