Ночь печали
Шрифт:
— Я разве это сказал?
— Ну…
— А есть люди, напоминающие самку пеликана, которая ранит себя, чтобы птенцы ели ее тело.
— Ботелло, люди — не животные. Мы созданы по образу и подобию Божиему.
— А животные созданы по образу…
— Их вообразил Бог.
— Понятно, — улыбнулся сам себе Ботелло. — А еще есть животные, сеньор, которые отбиваются от стаи, и животные, которые переплетаются рогами, меряясь силой. Еще я слышал о птицах, подбрасывающих яйца в гнезда других птиц, и птицах, не узнающих врага, глядя на него, а еще… я могу продолжать.
— Пожалуйста, прекрати. Ты заставляешь меня думать о мире как о чертовом зоопарке.
— Вместо Исла я предложил бы вам Агильяра. Он очень умен.
— Он разбирается в книгах, Ботелло. Но в управлении? Я хочу оставить Альварадо за главного.
— Я так и подумал.
С точки зрения Ботелло, Альварадо представлял собой наихудший выбор. Импульсивный и инфантильный, он спотыкался о собственные ноги, боялся своей тени, забрался на женщину командира. Со всеми своими тиками и выходками он едва ли мог считаться аристократом. О господи, этот человек хотел бы родиться лошадью!
— Альварадо останется за главного, Исла отправится со мной, как и Берналь Диас, конечно, ведь должен кто-то вести записи наших побед. Я оставлю здесь Аду. Нуньес тоже может остаться, потому что я хороший человек и понимаю, что ему хочется поиграть в раба своей рабыни. Агильяр останется здесь, чтобы внушить ацтекам уважение к Богу и Испании. Я рассчитываю, что он осуществит это на высшем уровне. Ты присмотришь за доньей Мариной, пока меня здесь нет? Я возьму с собой большую часть войска, оставив здесь восемьдесят человек.
— Только восемьдесят?
— Ну и тласкальцев.
— Понятно. Вы велите мне присмотреть за Малинцин. Позвольте осведомиться, в каком смысле мне надо за ней присматривать?
— Не следует все опошлять, Ботелло.
Все, за исключением Кортеса, знали, что Исла насиловал Малинцин при первой же возможности. Сам Кортес не мог от нее отказаться. Ботелло чувствовал, что, ничего никому не говоря и не вмешиваясь, он становится соучастником надругательства над Малинцин. Но что он мог сделать? Если он скажет об этом Кортесу, то Исла, а может, и сам Кортес убьет его. Бегство было для Малинцин наилучшим выходом. Он часто говорил ей об этом.
— Я время от времени буду посылать депеши Альварадо. Вряд ли мне понадобится много времени на то, чтобы справиться с этим канальей, с этим мерзким Веласкесом. Все успокоится, как только мы избавимся от него… Я хочу сказать, как только он предстанет перед судом императора Карла… Моя жизнь нелегка, Ботелло. — Кортес придвинулся к предсказателю поближе и помахал пальцем у него перед лицом. — Но я действую во имя общего блага. Намного лучше быть вассалом императора Карла, находящегося за морями, чем служить мелкому тирану, — вот что я думаю. Конечно же, я имею в виду индейцев. Что касается нас, то лучше получить возможность разбогатеть, прославиться и распоряжаться собственной землей, чем повиноваться узурпатору, ведь разве Веласкес не захватил Гаити, уведя остров из-под носа у Колумба? Мой долг заключается в том, чтобы приспешники Веласкеса одумались и поняли ошибочность своих действий, ведь они подчиняются не тому правителю. Им следует определить, что выгодно для них самих, и, как ты говоришь, если они пекутся о себе, то поддержат меня и наше дело. А наше дело — должен ли я повторять тебе? — это Бог, слава и золото. Золото входит в сферу интересов всех хороших людей. Слава предназначена для храбрых сердцем. И кто сможет выступить против Бога, кроме неверных и легионов дьявола? Конечно, произойдет пара стычек, в которых мы проявим свою силу, битва-другая, но в основном, дорогой мой друг, все сведется к разговорам и переговорам, я имею в виду вечера вокруг костра. Войны — это игры разума, согласен?
— Конечно, я согласен, но подумайте вот о чем… — Ботелло чуть не вступил в угли очага. — Люди склонны ненавидеть мелких тиранов, находящихся неподалеку, в большей степени, чем королей, живущих далеко от них, именно из-за этого расстояния. Нам сложно смириться с несовершенством, которое нам знакомо.
— Как всегда, Ботелло, ты несешь какую-то чушь, а все для того, чтобы покрасоваться и проявить свой ум, да еще накалить страсти, пока голова не лопнет. Уверен, Альварадо справится с командованием.
Часть 5
Глава 33
Кортес двинулся в сторону побережья с двумя сотнями солдат и множеством ксокотланцев, тласкальцев и семпоальцев. Ему предстояла схватка с Нарваэсом, подручным Веласкеса. С каким войском прибыл сюда Нарваэс, никому не было известно, ведь на восемнадцати кораблях могло разместиться много людей. И все же, сколько бы их ни было, Кортес знал, что его закаленное боями войско, его храбрые конкистадоры справятся с чем угодно. Ему удалось выяснить, что так называемые солдаты Нарваэса вошли в Веракрус и после пары стычек с солдатами Кортеса в селении направились в Семпоалу. Кортес планировал оттеснить их к морю и поджечь их жалкие корабли, чтобы им пришлось добираться до Кубы вплавь, если они захотят увидеть Веласкеса. Ну а если они доплывут до Кубы, то пусть жалуются своему подлому предводителю, этому самому Веласкесу, жадному и мерзкому псу, рожденному от шлюхи-змеи, и сдохнут после этого.
Альварадо наблюдал, как экспедиция Кортеса покидает Теночтитлан. На душе у него скребли кошки. Он был не рад своему новому назначению, ведь оно изменит распорядок его дня, нарушит его сон и приведет к расстройству желудка. Каждый день для него станет мукой. Его характер не годился для командования, и именно это Альварадо сказал Кортесу. Кортес тогда ответил, что не хочет давить на благородного Альварадо и, уж конечно, не собирается заставлять кого-либо делать то, к чему этот человек не склонен, но Альварадо — единственный из офицеров, которому он может поручить это задание.
— Благодарю вас, капитан. Я ценю вашу уверенность во мне. — Волнение уже зародилось в сердце Альварадо и теперь поднималось вверх, к горлу.
Он был удивлен тем, что может произнести хоть слово, не задохнувшись. На самом деле его избрали на эту должность либо потому, что все остальные отказались, либо Кортес больше никому не доверял. Но почему он доверял ему, сеньору Альварадо? Это оставалось тайной, которую Альварадо не мог постигнуть, ведь он проявил себя не наилучшим образом, и это еще мягко сказано. С самого начала на него нельзя было положиться: он разогнал свой корабль, чтобы пристать к берегу Юкатана перед флагманом, мямлил во время истории с несчастным Куинтавалем, не говоря уже об инциденте с Малинче.
— Возможность для повышения, Альварадо, не упустит ни один амбициозный солдат.
— Я не думаю, что достоин столь высокой чести. — Альварадо вовсе не был амбициозным. Сейчас ему хотелось лишь выбраться из этой передряги живым и верхом на лошади. — Как вы думаете, сколько продлится ваша миссия, команданте?
— Очень недолго, Альварадо. Где-то месяц. Сейчас май. Я вернусь в середине июня.
За месяц может произойти множество ужасных событий. Во время этого разговора Альварадо с Кортесом шли мимо центрального храма.