Ночь печали
Шрифт:
— Так значит, ты видел опасность, так?
На самом деле Кортес не думал, что Ботелло что-то «видел», но все равно держал его при себе, так как предсказания Ботелло оказывались совершенно правильными. Разве он не предсказал, что экспедиция увенчается успехом, а Кортес проявит бесстрашие в бою? Этот старый цыган по-своему был одарен интуицией и хорошо чувствовал происходящее вокруг. Он держал руку на пульсе, и на него можно было положиться. Но почему этот столь успешный обычно человек не справился с заданием именно сейчас, в самый ответственный момент? Кортеса так и подмывало выгнать этого выскочку и наказать его. После запрета жертвоприношений
В это время дня Ботелло обычно спал в своем гамаке. Большую часть жизни он бродяжничал, и сейчас ему хотелось поселиться в Хочимилько. Он даже хвастался тем, что живет «у озера». «Я живу у озера», — говорил он людям. Он подружился здесь с себе подобными: колдунами, мелкими воришками, нерадивыми учениками с большими амбициями, музыкантами и поэтами. Благодаря новым друзьям он открыл для себя разнообразные растения и семена, вызывавшие прекрасные эффекты. Употребляя эти великолепные травы в доме человека по имени Ксоконо, изготовлявшего пульке, Ботелло представлял себя голубем, летавшим выше пирамид.
— Что же мне делать, Ботелло?
Кортес не хотел проявлять отчаяние, но он волновался, черт побери! Как он мог завоевать империю Моктецумы и в то же время удерживать этого мерзкого Веласкеса в бухте? Два фронта, спереди и с тыла, — это кошмар любого военачальника. Кортес решил наказать Ботелло только тогда, когда тот проявит свою бесполезность. Все нужно делать постепенно. Сначала Веласкес, затем Моктецума, потом Ботелло.
— Встретьтесь с ними открыто, друг мой.
По знаку зодиака Кортес был Тельцом, и Ботелло полагал, что его капитан действительно похож на быка — с большой головой, высоким лбом, широкими плечами, девичьей талией и настолько косолапой походкой, что казалось, будто ему мешает его большой член.
— Повстречаться с ними открыто? Как это?
— Ну вынесите им корзины с едой и одарите их красивыми девушками.
— Ботелло!
— Шучу, шучу. Я имел в виду открытый бой. У вас есть индейские союзники.
Ботелло знал: хотя Кортес и искушен в придворных интригах, больше всего на свете он любит скакать во главе победоносного войска. Возможно, он и считал своим учителем Макиавелли, но его героем был Чингисхан.
— Ты можешь сказать мне, стоит ли во главе своих солдат сам Веласкес? — Кортесу хотелось лично отрезать голову своему покровителю.
Ботелло наморщил лоб, приложил пальцы к вискам и сделал вид, что погружается в транс.
— Я вижу… вижу…
— Ботелло, просто скажи.
— Я не думаю, что Веласкес здесь. На Кубе эпидемия оспы, с которой ему нужно как-то справляться, и потому он прислал вместо себя способного офицера.
Ботелло слышал это от своей любовницы, а той сказал бывший сборщик податей, поговоривший с торговцем, который по пути на юг проезжал мимо Веракруса. Там он услышал эту новость от касика, менявшего табак на зеленые стеклянные бусы у членов группы Кортеса, оставшихся в Веракрусе. Касику эту новость передал моряк с одного из кораблей, прибывших сюда арестовать Кортеса. На Кубе эпидемия оспы.
Кортес, стоявший в хижине Ботелло, впервые огляделся. Пол был земляным, и стены тоже, так что в этом месте он чувствовал себя кротом.
— И как ты можешь тут жить, Ботелло? Вонь идет до самых небес!
— А мне тут нравится. — Ботелло полюбил свой новый дом. — Я живу у озера.
Здесь было намного лучше, чем в Севилье, где он ютился в жалкой хибаре или спал
— Тут так… так… сыро. — Кортес бы не удивился, увидев, что большие ступни Ботелло покрылись гусиной кожей.
По слухам, у женщины Ботелло было темное и морщинистое, словно старый пергамент, лицо, но ее тело под одеждами было юным, как у девушки. Исла говорил, что эта женщина — ведьма, но Кортес, разбиравшийся в подобных вопросах, отвечал: «О вкусах не спорят».
— Да, — сказал Ботелло загадочным голосом. — Я вижу, что вы добьетесь успеха в сражении с людьми Веласкеса.
Ботелло смотрел в казанок, кипевший на огне в центре комнаты. Рецепт был прост. Горстка лавровых листьев, отжатые семена подсолнуха и щепотка соли. Листья следовало прокипятить так, чтобы они поднялись на поверхность воды, а затем опустились вниз. Когда семена расплывались по казанку, словно рыбы, отвар остужали, выставляли под свет луны и перемешивали с медом и соком лайма. Этот отвар способствовал пищеварению, улучшал кровообращение, снимал кашель и боль во время женских дней. Он успокаивал сердце и душу и дарил мужчинам эрекцию.
— Ты абсолютно уверен в том, что я сумею победить их всех, Ботелло?
— Клянусь жизнью моей матери.
Ботелло думал, что, возможно, его мать до сих пор жива. Он оставил табор десятилетним мальчиком, сбежав с бандой разбойников, у которых научился искусству прорицания, плаванию и фокусам. Это были полезные знания.
— А кого мне оставить здесь за главного, когда я отправлюсь сражаться с армией Веласкеса?
Тут Ботелло помедлил. Уставившись в казанок, он почесал голову, а затем яйца. Все это время он жевал листья какао, напоминая корову. Эту привычку он перенял у своей женщины. Кортес не понимал, как человек, познавший все прелести испанской культуры, мог пасть так низко.
— Я вижу, что Исла станет наилучшим выбором.
Любой дурак мог бы сказать Кортесу, что во время его отсутствия Исла сможет справиться с ролью командующего лучше всех. Хотя лучше бы Исла здесь вообще не было, но все же он умел держать себя в руках. Талантливый и жестокий — таким был Исла.
— Исла я не доверяю.
— Вы можете доверять ему в том смысле, что он будет стремиться к благу для себя, дон Кортес. А это значит, что до вашего возвращения в городе ничего не случится.
— Да, но…
— Есть люди, которые не стремятся к личному благу, и такие люди наиболее опасны, Кортес.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду людей, способных пренебречь собственной безопасностью и тем самым навлечь беду на всех остальных.
— Таких людей не бывает. Каждый человек стремится к личной выгоде.
— Нам бы хотелось так думать, сеньор, но некоторым людям не хватает собственной воли. Есть люди, подобные овцам. Они готовы прыгнуть за своим предводителем со скалы.
— Я не прошу никого прыгать со скалы.