Ночь печали
Шрифт:
— Все эти люди потеряли головы. — Альварадо указал на гору черепов. — Мне их жаль.
Он заметил отрубленную голову Лапы Ягуара.
— Ужасно, что они здесь делают друг с другом.
Кортес уже давно говорил с Моктецумой о необходимости прекратить жертвоприношения, но император заверил его в том, что подобные ритуалы способствуют укреплению власти, поддержанию порядка и всеобщему счастью. Без жертвоприношений, без воплощенного страха наступит хаос, начнутся бунты и гражданская война. Тогда Кортес предложил ввести культ христианского Бога в качестве способа поддержания цивилизованного общества, дисциплины и организованной иерархии власти. Моктецуму можно окрестить, и тогда он станет знаменитым христианином. Ацтекский император рассмеялся ему в лицо: «Народ должен бояться смерти, Кетцалькоатль Кортес, и тогда он будет повиноваться». Итак, в те дни, когда конкистадоры слышали медленную барабанную дробь и высокие тона флейт, сделанных из тростей, они предпочитали не выходить из своих комнат, ведь иначе они увидели бы толпы зрителей и огромные котлы, кипевшие перед бойней, огонь, срывавшийся с вершины пирамиды, жаровни для сердец, а также жрецов в длинных развевающихся тильматли — накидках, черных и задубевших от запекшейся крови. После того как все успокаивалось, на пирамиде блестели свежие следы крови, а в груде черепов появлялась новая голова.
— Агильяр и Аду будут твоими верными телохранителями.
— Аду — раб, — возразил Альварадо, — а Агильяр ленив.
— Аду добился свободы своей отвагой, Альварадо, а Агильяр — один из самых разумных людей, находящихся здесь. Ботелло тоже останется.
— Очень хорошо.
С точки зрения Альварадо, Ботелло был полным придурком, а самое главное, не умел обращаться с мечом.
— И Нуньес тоже.
— Этот еврей?
— Альварадо, Нуньес не только носитель часов, но еще и наш навигатор. Он невероятно талантливый плотник, отважный воин и волшебник в вопросах военной стратегии. Я предпочел бы, чтобы столь способный человек находился рядом со мной в бою, но все же щедро оставляю его тебе.
— Ботелло живет в какой-то хижине с одной из местных.
Более того, влюбленный Нуньес бесполезен. А теперь, когда его женщина забеременела, эта троица будет только выводить его из себя.
— Ботелло прав в том, что он живет в хижине. Лучше держать руку на пульсе в вопросах, касающихся местного населения.
— Но вы же говорите, что ничего не случится.
— Как что-то может случиться? Мы полностью контролируем Моктецуму. Вот скажи мне, Альварадо, мы полгода провели в столице, и сколько у нас произошло битв? Вот именно. Ни одной. Донья Марина исполнит для тебя роль переводчицы, а отец Ольмедо станет твоим духовником.
— Это хорошо.
Малинче в роли переводчицы? Неужели Кортес забыл о его интрижке? Кроме того, Альварадо слышал, что Малинче больше не отвечает Кортесу взаимностью. Не означает ли это, что она ищет его, Альварадо, милости? «Хоть бы не возникло проблем», — молча взмолился он.
— Здесь скоро состоится большой праздник, знаешь ли. Когда будешь веселиться, подумай о том, каково мне в сырых, полных москитов джунглях. По-моему, это называется Праздник кукурузного початка.
— Это когда они отрубают головы девственницам?
Выразительно кашлянув, Кортес пнул какой-то хлам, валявшийся на земле. Улицы здесь постепенно становились такими же грязными, как в Европе.
— Мой долг состоит в том, чтобы обеспечивать реализацию наших интересов, Альварадо, и сохранность золота — во имя императора Карла, конечно же, — чего бы это ни стоило. Ты должен оставаться здесь, вести себя разумно и мило, есть и пить, постоянно улыбаться. Из-за твоих золотых волос индейцы думают, что ты связан с богом солнца и являешься воплощением Тонатиу. Они любят тебя, Альварадо, правда. О господи, да ты же сможешь кататься по озеру на одной из наших маленьких бригантин и охотиться на уток. Ты и твои люди будете делать все, что вашим душенькам угодно, в то время как мне, вашему верному слуге, придется сражаться с подлыми кубинцами под предводительством этого сукина сына Нарваэса. У нас, кстати, дождь может пойти, и тогда все заполонят грязь и мухи.
— Да, и москиты, как вы сказали. Вы знакомы с Нарваэсом, капитан?
— Никогда не видел это отребье.
— А почему Веласкес сам не прибыл в Веракрус, чтобы повести в бой свои войска?
— На Кубе оспа. Хорошая отговорка для этого труса, чтобы не вступать со мной в открытое сражение. Он прислал вместо себя своего лакея Нарваэса.
Они остановились у кораллового дерева. Справа простирался канал. У Кортеса во рту торчал большой лист табака: курение стало для него привычкой. Утром после завтрака он приказывал одному из индейцев скрутить ему сигарет на целый день и носил табак в маленькой деревянной коробочке, специально сделанной для этих целей одним из ремесленников. Кортес выкуривал по листу табака после завтрака, во время утренней прогулки, после обеда, после сиесты и перед сном, когда пил бренди.
— А знаешь, о чем я все время думаю, Альварадо?
Ну вот, сейчас он скажет об этом. Кортес припомнит ему историю с Малинче и ту злосчастную ночь, когда, если уж говорить точно, ничего, собственно, и не произошло, потому что Альварадо так и не сумел довести дело до конца.
— Веласкес не может смириться с моим превосходством здесь, несмотря на то что, по слухам, император Карл Четвертый с одобрением воспринял мою инициативу и лидерство.
— Я думал, он император Карл Пятый.
— Четвертый он там или пятый, но золото любит. И что, тебя это удивляет?
Выступая в поход к побережью, Кортес, несмотря на легкомыслие, с которым он говорил о неизбежной победе над врагами, взял с собой много оружия, того, что от самой Семпоалы тащили индейские носильщики: небольшие пушки, мушкеты, коробки с порохом и патронами, рапиры, кинжалы, алебарды, молоты, булавы, щиты из стали с отделкой из железа, латуни и кожи, множество арбалетов из стали, дерева и рога. Любимый арбалет Кортеса украшали черное дерево, слоновая кость и жемчуг, из которых были выложены изображения переплетающихся лоз, летящих птиц и драконов с раздвоенными языками. Взял он с собой и мушкет с изображениями на слоновой кости: города, обнесенного крепостной стеной, замка и нескольких обнаженных женщин, танцующих джигу. Кортес надел не только кирасу и шлем, но и латные перчатки и кольчужную юбку, а на коня водрузил наголовник с острыми выступами на лбу. Вымпел Кортеса с надписью: «Братья, последуем же за Крестом, и верою нашею мы победим» — нес Исла. Альварадо подумал, что они похожи на крестоносцев, отправляющихся в поход для освобождения Святой земли от неверных. Несомненно, Кортеса ожидала битва, которую он ждал всю жизнь.
Несмотря на все опасения Альварадо, в первые две недели отсутствия Кортеса все шло своим чередом, и Альварадо решил, что его командир не ошибся, описывая его обязанности как развлечение. Народ мешика готовился к важнейшему празднику года, посвященному богу Тецкатлипоке. Шел месяц токскатль, май по христианскому календарю. Тецкатлипока, иначе известный как Курящееся Зеркало, был богом-обманщиком, повелителем ночи. Это он искушал Кетцалькоатля пульке. Столь коварный бог требовал особого поклонения.
По этому случаю на площади работали брадобреи, стригшие волосы. Они делали прически короткими спереди и длинными сзади; те же воины, что отличились в битве, могли состричь все волосы. Жрецы подбривали виски и лоб, оставляя прядь волос в центре головы. Женщины в это время покупали мази, помады и желтую краску для лица, а еще краску для зубов. Они заплетали волосы в две косы и укладывали их петлями по бокам, так что впереди торчали рожки. Из плетеных шкафов доставались праздничные уипилли, а женщины, собирающиеся танцевать на празднике с солдатами, украшали свои куитли изображениями сердец и плетеными узорами. Некоторые обшивали куитли каймой и бахромой, а на уипилли наносили изображения рыб.