Ночь печали
Шрифт:
— Десять утра, сеньор Агильяр. — Нуньес имел усталый и подавленный вид. Ботелло дважды вызывали к Кай.
— Нет-нет, ты ошибаешься, Агильяр. Это не такая уж плохая идея, — задумался Кортес. — Мы установим с ним, так сказать, доверительные отношения и соберем вместо него дань. Позже мы потребуем за него выкуп, если придется. Он же полубог, или что-то вроде того. Я уверен, ацтеки не захотят, чтобы с императором что-то случилось.
— Ты тут единственный бог, Кортес, — сказал Берналь Диас без тени сарказма.
— Вот именно. Мы возьмем в плен всего лишь императора. С
— Не нравится мне эта эскапада, Кортес. Лучше атаковать город снаружи, если так надо. — Альварадо ненавидел подобные совещания. Ему нравилось выполнять простые задания: чистить лошадей, убирать за ними, кормить, дрессировать.
— Альварадо, как мы можем захватить город, в который ведут всего лишь три моста, а его армия находится внутри?
Исла, изначально державшийся скромно, после казни Куинтаваля обрел уверенность в себе. В Теночтитлане он считал себя первым заместителем Кортеса, так что никто не смел ему перечить. Он ходил по городу гордый, словно фазан.
— Ключом к победе является вода. — Нуньес не знал, зачем он произнес вслух очевидную истину.
На самом деле Нуньес не хотел войны. Он мечтал остаться в Теночтитлане. Здесь жили лучшие повивальные бабки империи и обеспечивались наиболее приемлемые санитарные условия.
— Они окружены водой, Нуньес, — хмыкнул Исла, будто Нуньес круглый дурак и ничего не понимает.
— Я хочу сказать, что во время осады достаточно будет перекрыть им поставку воды. Воду из озера пить нельзя: она слишком соленая. У них только один источник, и он находится в Чапультепеке. Если перекрыть воду, то город сдастся.
Если ацтеки быстро сдадутся — а Нуньес не сомневался, что именно так столь вежливый и благородный народ и поступит, — исчезнут напряжение и недоверие, люди смогут жить дальше своей жизнью, с той лишь разницей, что Кортес станет новым императором, а его офицеры — придворными. Нуньес вспомнил древнюю крепость Массада, стоявшую на голом плато. Когда римляне осадили ее, иудеи предпочли рабству смерть и начали убивать друг друга — матери убивали детей, мужья — жен, до тех пор пока в живых не остался только один. В Теночтитлане такого не случится. Возможно, жители этого города даже с радостью примут смену власти и все уладится простым рукопожатием. Нуньесу хотелось стать земледельцем, выращивать зерно, бобы, завести пару индеек. В Европе он не имел права владеть землей.
Склонившись вперед, Исла что-то шепнул Кортесу на ухо.
— Да-да, я знаю, — кивнул Кортес.
И все же в глубине души он понимал, что экспедиция лишь выиграла от участия Нуньеса, с его картами и чертежами. Нуньес был навигатором на корабле у Кортеса, да к тому же отличным плотником. Кортес понимал, что Нуньес примкнул к конкистадорам от безысходности. Он не мог вернуться в Испанию или даже на Кубу или Гаити, поскольку там его арестовали бы инквизиторы, считал Кортес. Нет лучшей причины поддерживать военачальника, чем личная заинтересованность и необходимость выжить.
— И как же мы похитим императора? — прошептал Кортес.
Встреча офицеров
— Я бы не назвал это похищением, — заявил Исла. — Мы просто пригласим его к себе. — Он задумчиво потер руки. — Главным для этого народа являются хорошие манеры, ритуалы и традиции. Их поведение ограничено нормами и всегда продумано. Почему бы этим не воспользоваться?
Отец Ольмедо внимательно присмотрелся к Исла. Как и у Моктецумы, у этого испанца почти не росли волосы на теле. Бородка у него была редкой, а усы едва пробивались, словно у незрелого юноши. Он зачесывал волосы назад, так что всегда казалось, будто они прилипли к голове. Отец Ольмедо подумал, что Исла, вероятно, пользовался каким-то жиром. Никто никогда не видел, как Исла ходит в туалет. Может быть, его тело покрыто татуировками, может, он член тайной секты дьяволопоклонников?
— Мы вежливо пригласим Моктецуму, — продолжил Исла. — Наш дом — его дом, наш дворец — его дворец. Пожалуйста, приходите к нам на ужин в узком кругу друзей. Мы приглашаем и вашу свиту, но на самом деле мы жаждем лишь вашего благородного общества. Это будет частная встреча при свечах.
— Мы скажем ему, — продолжал Кортес, восхищенный этой идеей, — что он волен управлять империей как раньше и всем так и будет казаться. Он станет управлять империей из дворца Аксаякатля, а мы превратимся в силу, поддерживающую его трон.
Пока Нуньес участвовал в совещании офицеров, Малинцин пошла проведать Кай в ее комнате, точнее, в комнате Нуньеса, выделенной ему во дворце для гостей.
— Мне нужно тебе кое-что сказать, — сообщила подруге Кай.
— Я знаю о том, что ты собираешься мне сказать. И почему я всегда обо всем узнаю последней? — Малинцин села рядом с циновкой Кай.
— Разве это не прекрасно, Маакс? — Кай почти не вставала с циновки в последние дни. Живот у нее уже заметно увеличился.
— Нет, это не прекрасно. Как ты можешь быть столь эгоистична в подобное время? У тебя нет матери, которая помогла бы тебе. У тебя ничего нет.
— У меня есть Нуньес.
— Что он может сделать?
— Мы поженимся. Мы — настоящая семья.
— «Он на мне женится. Он поможет мне, будет любить меня, позаботится обо мне», — передразнила Малинцин, качая головой. — Какая ты глупая, Кай. — Вздрогнув, она обхватила свои плечи.
Кай прекратила втирать алоэ и масло какао в свой круглый животик.
— Ты говоришь это только потому, что Кортес не хочет на тебе жениться.
— Это я не хочу выходить за него замуж. Как твоя нога? Уже все прошло?
— Да.
Кай подняла ногу с циновки, и Малинцин увидела точки, куда вошла и откуда вышла стрела. Маленькие ранки были неровными, как шероховатые губы.
— Заметно?
— Да.
— Да, я тоже это вижу. Послушай, Маакс, мы с Нуньесом обзаведемся небольшим участком земли, который сможем обрабатывать сами. Мы станем выращивать маис и овощи, разводить индеек. Ну ты понимаешь, позже…