Ночь печали
Шрифт:
— Он не собирался убивать вас, Кортес.
— Человек с ножом входит в мою комнату… Да ладно тебе, Агильяр!
— Нет, не собирался, — настаивала Малинцин.
— Не вмешивайся в это дело. — Исла выводила из себя вся эта мерзкая ситуация. Этот командир, эта шлюха, этот мясник. — Если бы эта дрянь убила Кортеса, обвинили бы тебя, Малинче. А может быть, вы все это спланировали вместе, ты и Лапа Ягуара.
— Нет, Исла, ничего мы не планировали. — Малинцин знала, что Исла ненавидит ее со страстью, граничившей с безумием.
— Возможно, он собирался убить и тебя, Малинче.
— Нет-нет, не собирался, Исла.
Агильяр знал, что Исла не любит Малинцин, да и вообще никого не любит.
— Малинцин чиста сердцем и разумом, — сказал он. — А этот индеец ничего не знает. Его мысли помутились.
— Я уговариваю их пощадить твою жизнь, — прошептала Малинцин Лапе Ягуара на языке майя. — Сделай жалобный вид.
— Чтоб тебе в подземный мир провалиться.
— Лапа Ягуара, послушай меня, скажи что-нибудь, хоть что-то. Тогда я передам им, что ты шел в кухню и случайно забрел в эту комнату. Тебе просто кровь ударила в голову.
— Лучше бы она окропила мне руки, — ответил Лапа Ягуара.
— Он говорит, что уже поздно. Где кухня? Он хочет развести костер для того, чтобы начать готовить завтрак.
Стражники смотрели на нее с недоумением.
— Я проведу его. — Малинцин поспешно набросила плащ Кортеса.
— Постой, донья Марина.
— Я прошу только об одном, Маакс, — вмешался Лапа Ягуара. — Я хочу, чтобы меня принесли в жертву как воина, а не казнили как обычного преступника.
— И что теперь, он умоляет о спасении своей ничтожной жизни? — спросил Кортес. — Но ты же понимаешь, что, пытаясь убить меня, он и тебе добра не желал, донья Марина.
— Ты ничего не понимаешь, Маакс, — сказал Лапа Ягуара.
— Я понимаю, что никто не хочет умирать.
— Ты не понимаешь серьезности угрозы, Малинцин. Нас уничтожат, как майя, так и ацтеков. Уничтожат всех нас, живущих в лесах, на равнинах и плато, тех, кто обитает на севере и юге. Если мы не будем сопротивляться белым сейчас, они уничтожат всю нашу страну и весь наш народ. Мы не просто потерпим поражение, у нас не просто сменится император и появятся новые подати. Ничто уже не будет так, как раньше. Наш прах развеют, наши храмы разрушат, книги сожгут, а искусство уничтожат. Наш мир станет невидимым, и мы даже не останемся здесь как духи. Тебе кажется, что ты вновь стала принцессой. Ты привязана к человеку, которого считаешь сильным. Ты идешь по узенькой дорожке своей ничтожной жизни и цепляешься за безопасность, как мартышка за фрукты. Ты тоже превратишься в ничто, а ведь это хуже смерти.
— Но ведь это ты умрешь, Лапа Ягуара, и у тебя не будет жизни. Вообще не будет жизни.
— Я уйду к солнцу. И воины станут петь мне хвалебные песни.
— Ты ошибаешься.
— О чем вы говорите? — возмутился Кортес. — Мое терпение подходит к концу.
Агильяр и Исла до сих пор стояли без дела, а стражники по-прежнему держали Лапу Ягуара.
— Он просит, чтобы я за него попрощалась с Кай.
Малинцин думала: если Кортес освободил сборщиков податей в Семпоале и сумел воплотить в жизнь все свои интриги и замыслы, она тоже может как-то организовать спасение Лапы Ягуара, ради себя и Кай.
— Забирайте его, — сказала она на языке науатль.
— Какая ужасная ночь! — Кортес улегся на циновку.
— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил Исла.
— Нет, уходи. И ты тоже, Агильяр. Оставьте меня одного.
— Тогда я вернусь в свою комнату, — предложила Малинцин.
— Помни о том, что завтра мы идем смотреть город. И кстати, донья Марина…
— Что?
— Не пытайся придумать какой-нибудь план по спасению этого ужасного Лапы Ягуара.
— Я и не пытаюсь.
— Исла…
— Да, господин?
— Проводи донью Марину в ее комнату. Донья Марина, ты спасла мне жизнь. Я обязан тебе жизнью. Благодарю тебя за это.
— Нет-нет, ты не обязан мне жизнью.
— Сейчас я слишком устал для всех этих игр.
Щеки у Малинцин пылали. Она их всех ненавидела.
— Исла, не выпускай ее из виду.
— Со мной все будет в порядке, Кортес. Мне совсем не нужен эскорт.
— И приведи ее сюда завтра утром.
Лапу Ягуара отвели вниз по ступеням в помещение без окон. Там держали воров и пьяниц.
— Я воин. Воин, — повторял он на языке майя.
Он думал, что силен, так как не отступился от своего долга и знал, что когда-нибудь его героизм и жертву признают. Теперь главным казалось умереть, как полагалось мужчине.
На следующий день все уже знали о том, что произошло, хотя никто не мог бы сказать, как распространялись эти слухи. За завтраком Малинцин шепнула Кай, что у нее есть план по спасению Лапы Ягуара. Она хотела попросить Моктецуму смилостивиться.
— И на что это будет похоже? — удивилась Кай, засовывая кукурузную кашу в рот с невероятной скоростью. Она глотала, почти не жуя. — Лапа Ягуара пытался убить Кортеса, твоего господина.
— Когда я буду просить Моктецуму о его помиловании, я стану говорить с ним как индианка с индейцем.
— Как индианка с индейцем? Моктецума воевал с другими индейцами. Да и с кем ему еще воевать?
— Кай, я ведь принцесса, и я напомню ему об этом.
— Лапа Ягуара не оценит твоих попыток, и ты лишь навлечешь на себя неприятности.
— Но я ведь не могу оставить все как есть.
— А какой у тебя выбор? Кстати, это ведь он доносил на тебя хозяйке, когда мы были детьми.
— Да, но сейчас мы выросли.
Малинцин хотелось рассказать Кай о чем-то еще, что произошло той ночью, о чем-то невероятно ужасном, но это казалось настолько кошмарным, что она не могла произнести на эту тему ни слова. Она по-прежнему могла беспокоиться о Лапе Ягуара, завтракать, разговаривать, ее сознание работало, рот шевелился, ноги ходили. Это было странно. Странно было то, что люди не понимали, что произошло с ней, по одному ее виду. Малинцин взглянула на свои ладони. Они дрожали. Она никак не могла донести пищу до рта. И если до этого она лелеяла мечты о доме с циновками, шкафами и точильным камнем, то теперь все эти мечты разрушились.