Ночь печали
Шрифт:
— Слова Франсиско не были отравлены ядом, Аду, и ему не пришлось съесть их, так почему же он умер из-за слов?
— Ему пришлось жить со своими словами, Малинцин. Ему пришлось быть своими словами, а он не мог так жить и не мог стать своими словами, и потому ему пришлось умереть. — Длинные ноги Аду позволяли ему идти очень быстро, но он сбавил шаг, чтобы не обгонять Малинцин. — Если бы у меня с собой была лошадь, я бы тебя подвез.
С тех пор как исчез Франсиско, Аду сам ездил на коне, которого ему подарил Кортес. Всех животных, за исключением лошади Альварадо, разместили вне Теночтитлана, неподалеку от Койоакана, земли койотов со множеством пастбищ. Альварадо часто спал там у конских копыт, чувствуя вокруг лошадиные запахи и звуки. Тогда он видел счастливые сны о прекрасных скакунах. В городе толпилось множество людей, толкая Альварадо, они опускали ладони ему на плечи, а проститутки кричали ему: «Куаакуальцин, куаакуальцин» — «Красавчик, красавчик». Все это выводило его из себя.
— Мне нравятся маленькие рынки, а не большие, — сказала Малинцин.
— Мне тоже, — ответил Аду.
В этом он отличался от других офицеров.
Берналь Диас записал в своей книге: «Самый большой рынок в мире с наибольшим количеством золота».
Кортес уже спрашивал Моктецуму о том, откуда поступало на рынок золото. Он заговорил об этом мимоходом, как будто из простого любопытства. Малинцин перевела его слова. В действительности Кортеса поразил тот факт, что золото не было в ходу у индейцев в качестве денег или лекарства. По крайней мере, так он сказал Моктецуме. В его стране, сообщил Кортес ацтекам, золото греет людям сердце, многие без него начинают болеть. Моктецума никогда не слышал о болезни, лекарством от которой служило бы золото, и удивился, что такое заболевание могло поразить богов и их свиту. Моктецуме больше всего нравились цветы.
Теночтитлан был городом цветов. Жители обычных хижин выращивали в глиняных горшках на внешних стенах домов красные и розовые герани. В некоторых домах были чердаки, полные цветов. Цветы росли в вазах на полу и свисали с шестов под потолком. В каналах Хочимилько плавали цветники. Когда-то ацтеки выращивали на небольших островах внутри каналов овощи, но постепенно острова заполонили цветы, так что получился настоящий цветочный город.
— Ты хромаешь, Малинцин. Что случилось?
— У меня болит нога. — Улыбка — это было бы уж слишком, но в глаза ему она все-таки посмотрела. — Там, откуда ты родом, растут цветы?
Малинцин втайне считала Аду одним из близких людей. Он дарил ей надежду, как снег, цветы, тамале, звуки флейты. Может ли она жить лишь ради этих вещей?
— У нас есть цветы, но они растут сами по себе. Мы не разводим их ради красоты. Но конечно же, они все равно прекрасны.
Они прошли мимо храма с грудой черепов. Малинцин старалась туда не смотреть. Обойдя дворцы, они шагали по узкой улице с небольшим каналом посередине. Даже здесь повсюду встречались цветы в горшках, да и во дворах они пробивались рядом с грядками, где владельцы домов выращивали помидоры и тыквы. Некоторые здешние жители держали индеек и маленьких собак. День был тихим, и от теней домов веяло прохладой.
— Ну вот мы и пришли, — сказала Малинцин. — Вот мой дом. — Это было обычное здание с плотными стенами, покрытыми глиной, с циновкой и очагом. Тут было все, в чем нуждалась Малинцин.
— Как ты думаешь, что произойдет после того, как все закончится, Малинцин? — спросил Аду. — На что ты надеешься? ?Qu'e esperar'ia que pasar'a despu'es de todo?
Она удивилась, услышав слово «надеешься». Она думала, что он спросит: «Что случится? ?Qu'e ir'a a pasar?»
— Я надеюсь, что не будет убийств, Аду. Не будет рабства. Всем хватит еды. Я надеюсь на это.
— Да, я тоже. Хочешь, я останусь с тобой до вечера, Малинцин?
После очередного ужина Моктецума наконец-то удовлетворил любопытство Кортеса, сказав, что золото поступает из трех мест, трех больших золотых шахт империи. Находятся они на юге, где живут племена дикарей. Дикари ходят голые, едят сырое мясо и даже детей, письменности у них нет, других признаков цивилизации тоже. Эти области империи плохо исследованы, и потому, если Кетцалькоатль Кортес захочет посетить их, Моктецуме придется посылать вместе с ним проводника. Император предупредил, что подобное путешествие будет долгим, так как путь не близок и пролегает не только по землям дикарей, но и по местности, где водятся ягуары. Более того, сознался Моктецума, где-то в глубине джунглей есть племя женщин, обособившихся от мужчин. Мог ли Кетцалькоатль Кортес представить себе столь чудовищное извращение замысла богов и природы?
Кортес ответил Моктецуме, что знает о таких женщинах, так как о них известно во всем мире, и даже в небесном жилище богов. Кортес понимал, что Моктецуме не хочется отсылать людей, служащих в столице верой и правдой, в далекие джунгли, но он оценил гордые намерения Моктецумы показать свою империю во всей ее славе. «Добро всегда сосуществует рядом со злом, — повторил Кортес, — а кто рано встает, тому Бог дает. Так почему бы не начать экспедицию в золотые шахты как можно скорее?» Он мог бы отправить в эту экспедицию часть своей свиты, если, конечно, Моктецума не возражает. Нет ничего, заверил его Моктецума, чего бы он не сделал ради своих досточтимых гостей. Кортес в свою очередь пообещал, что по пути его соратники найдут племя женщин и уничтожат его. Моктецума поблагодарил своего доброго друга бога Кетцалькоатля за его щедрость, но он предпочел бы увидеть женщин пленницами в столице, ведь народ будет рад увидеть, как их принесут в жертву, и станет ликовать, когда им вырежут сердца. «Но не твое сердце, доченька», — заверил Моктецума Малинцин, которая переводила весь этот разговор.
Вечером следующего дня Кортес, зная, что Малинцин должна вскоре вернуться из птичьего вольера, попросил Ботелло привести ее, чтобы она доложила об увиденном.
— Она болеет, — сказал Ботелло. Он видел, как Аду вошел в ее хижину.
— Болеет? Да что она о себе возомнила?
— Это женский недуг, — пояснил Ботелло. — Ей нужно отдохнуть пару дней.
— Сперва Кай, а теперь донья Марина! Какое счастье, что я мужчина.
Малинцин сказала, что Одудува Аду может остаться с ней ненадолго, возможно даже до вечера. Но сначала пусть снимет обувь — кожаные сандалии. Она велела Аду лечь рядом с ней, но так, чтобы его ноги находились у ее головы, а его голова — у ее ног. И их тела не должны соприкасаться. Даже их одежда не должна соприкасаться. Они будут лежать рядом, не касаясь друг друга, его ноги у ее головы, его голова у ее ног, они не будут прикасаться друг к другу… Она зарыдала, уткнувшись в лодыжки Аду. Она плакала, обнимая его длинные красивые ноги.
Глава 31
Исла предложил похитить Моктецуму.
— А что будет потом? — опешил Ботелло.
Они пробыли в Теночтитлане всего несколько недель, но Ботелло уже успел познакомиться с одной милой женщиной и поселился у нее в Хочимилько, рядом с плавучими садами. С точки зрения Ботелло, он нашел не только свое место в Мешико, но даже любовь всей жизни — Ципактли. Она родилась в месяц крокодила, и потому офицеры называли ее Крокодилица.
— Если их лидер докажет свою несостоятельность, — продолжил Исла, — мешика будет трудно объединиться, а если мы пригрозим убить их императора, они сдадутся. Мы не только получим за него королевский выкуп — всем придворным придется снять свои ожерелья, браслеты, губные диски и серьги, чтобы он вернулся к ним целым и невредимым, — но и соберем дань с завоеванных городов-государств. Мы захватим все богатства, стекающиеся в столицу.
— Похитить императора? Когда нас окружает армия империи? — Агильяр устал от конкисты. Он выполнил свой долг, пора отправляться домой. — Который час, Нуньес?