Ночь полководца

Березко Георгий Сергеевич

«Бактериальная флора… вот ведь как выражаются», — подумал не без удовольствия Рябинин.

Он стал снисходительнее от сознания, что все обошлось лучше, чем он ожидал… Теперь уже, видимо, и речи не могло быть о том, что кто-то заменит его на командном пункте в решающие минуты сражения.

Врачи как будто заспорили, голоса их зазвучали громче…

— Тимпанита я не слышу, — сказал второй хирург; марля на его губах колебалась от дыхания. — Нет тимпанита…

— Это не обязательно, — возразил первый.

«Хорошо

или плохо, что нет?» — подумал генерал. Впрочем, он не следил уже за невразумительной дискуссией, размышляя о том, что предстояло делать по возвращении в штаб. Там, в связи с его ранением, люди, вероятно, пребывали в тревоге. Надо было, следовательно, как можно скорее снова взять в свои руки командование армией. Удар по немцам надлежало нанести в установленные сроки и так, чтобы он действительно оказался сокрушительным…

— Что вы подозреваете? — шепотом спросил Луконин у первого хирурга, отошедшего на минуту в сторону.

— Пока ничего определенного… — так же тихо ответил тот. — Спиртовый компресс! — крикнул он сестре.

Повязка была, наконец, наложена, и генерал потребовал, чтобы его одели.

— Извините, товарищ командующий… Сейчас мы перенесем вас в палату, — возразил Луконин. — Там уже все готово.

— Я немедленно еду… — перебил генерал.

— Как? — не понял врач.

— К себе еду, — сказал командующий.

— Извините… Ехать вам нельзя, — упавшим голосом проговорил Луконин.

— Почему? Рана ведь пустяковая…

— Так точно, — поспешно согласился врач.

— Ну, а если «так точно», давай одеваться. Позови моего адъютанта.

— Сию минуту… — Луконин снял маску, открыв лицо, такое румяное, что седые усики казались чужими на нем. Растерянно глядя на командарма, он, однако, не двигался.

— До почему мне нельзя ехать?! — начал сердиться Рябинин.

Первый хирург в свою очередь сорвал с лица намокшую повязку.

— Ваша нога нуждается в полной иммобилизации, — сказал он.

— Что? — спросил Рябинин.

— В покое, — пояснил врач.

Сестра и второй хирург также сняли маски, сразу лишившись своего превосходства над Рябининым. У них оказались обыкновенные человеческие лица, раскрасневшиеся после трудной работы. Хирург был очень молодым человеком с черными, аккуратно подстриженными полубачками; сестра — пожилая уже женщина — снимала платочком капельки пота над верхней губой. И Рябинин снова почувствовал себя командиром, облеченным властью над этими офицерами.

— Выполняйте приказание! — сказал он, приподнявшись на локте; простыня, которой он был теперь накрыт, сползла с его широкой белой груди.

— Товарищ командующий, рана ваша внушает нам некоторое беспокойство, — проговорил первый хирург. Квадратное лицо его с крутым подбородком выглядело таким разгоряченным, словно он только что долго бежал. — Во всяком случае, вы должны находиться под непрерывным наблюдением.

— Мы сегодня же вас эвакуируем… — начал командир медсанбата.

— Меня?! — закричал командующий, придерживая на груди сползающую простыню.

— Извините, — пробормотал Луконин, отшатнувшись и покраснев еще сильнее.

Генерал подумал, что, пока он здесь препирается, в его штабе растет волнение. Приближался критический, поворотный момент боя, и каждая минута была теперь дорога. Откинувшись на подушку, Рябинин помолчал, поджав бледные губы. Как и во всех случаях, когда обстоятельства были сильнее его, он испытывал гнев, словно от личной обиды.

— Выходит, я должен остаться здесь? — спросил Рябинин.

— Извините… — оказал врач.

— Хорошо, — неожиданно согласился Рябинин.

— Благодарю вас!.. — обрадовался Луконин. — Сейчас мы устроим вас в палате…

— Прикажи поставить там телефоны, — сказал командарм, — я переношу сюда свой КП.

Луконин оторопело поглядел на хирургов.

— Кликни, наконец, моего капитана, — приказал командарм.

— Слушаю! — выкрикнул врач и торопливо пошел к двери.

Никто не отважился больше спорить с генералом, и, когда Луконин вернулся, было решено поместить его в отдельном домике, во дворе школы. Раненых, находившихся там, Рябинин предложил перевести в главное здание в палату, ранее предназначавшуюся ему.

— Даю тебе полчаса на всю организацию, — напутствовал генерал Луконина.

Он распорядился также снестись со штабом, вызвать сюда, в медсанбат, начальника оперативного отдела, телефонистов и офицеров связи.

Пока оборудовали во флигеле новый КП армии, генерала пришлось положить в общей палате. «Пятый класс», — прочел Рябинин на остекленных дверях комнаты, куда его принесли. Лежа в узком проходе между двумя рядами носилок, он некоторое время осматривался. И бойцы, приподнимаясь на своих низких, тесно составленных ложах, также безмолвно глядели га командарма. В раскрытых дверях толпились те, кто ожидал эвакуации в коридоре.

— Здравствуйте, товарищи красноармейцы! — громко, приветливо проговорил Рябинин.

— Здравия желаем, — ответило несколько голосов.

Рябинин улыбался, находясь в том приподнятом состоянии, какое сопутствует смелым решениям. Мысль о том, что, вопреки обстоятельствам, он — и никто другой — начнет сражение, столь заботливо им подготовленное, радовало генерала. Но выжидающе, с каким-то неопределенным любопытством смотрели на него солдаты. Белели их перевязанные головы, руки, ноги, и поэтому особенно темными казались лица людей — грязновато-серые или синие, коричневые, землистые или багровые от жара.